— Утром все будет выглядеть лучше.

— Ладно, у меня пересохло в глотке и трещит голова. Глоток прохлады — все, что мне сейчас нужно. Ты был прав. Следовало переждать на постоялом дворе, пока не кончится буря. Все этот чертов Кэрью со своей поганой болтовней…

— Нам надо поспать, — сказал я.

Поскольку трактир пустовал, мы имели возможность занять по отдельной комнате на верхнем этаже, а прислуга разместилась внизу. В моей комнатенке стояла кровать с пологом на четырех столбиках, один из которых едва держался. На самом пологе скопилась такая густая пыль, что мне пришлось вовсе избавиться от него и сбросить на пол. Я боялся, что задохнусь, если проснусь среди ночи от кошмарного сна.

Я привез с собой несколько книг и, достав их из сумки, выложил на стол у окна. В моем распоряжении была только одна свеча, и все же я разглядел в полумраке, что в комнате было окно с витражом.

Встав на колени перед окном, я попросил у Бога благословения нашей миссии, потом помолился о благополучии матушки. Почти не помню, как я забрался в кровать и натянул поверх себя сброшенный полог, чтобы было теплее. Теплого кирпича в постели не оказалось.

Все, что происходило со мной потом, больше походило на сновидение.

Чуткий к ночному шуму, я проспал, должно быть, не дольше часа, когда послышался дверной скрип.

Некоторое время я лежал в постели и только прислушивался к медленным шагам на лестнице, однако лязг засовов вынудил меня подняться. Я подошел к окну, кутаясь в пыльный полог. Комната не отапливалась, и было ужасно холодно.

Под моим окном размещалась трактирная вывеска с красным крестом святого Георгия. Однако с наступлением ночных сумерек крест скорее казался серым. Внизу я заметил очертания человека. Он сошел с вымощенной камнем дороги на голую землю. В бледном свете луны я разглядел, что он на мгновенье остановился и изогнул спину, подперев поясницу руками.

Дадли?

Вдоль другой стороны улицы тянулась стена аббатства, а за ней высились огромные, одинокие пальцы из камня. Человек продолжил свой путь по улице, вдоль самой стены, и вскоре растворился во мраке. Судя по всему, ему не спалось в одиночестве.

…человек, который преподнесет королеве несомненное доказательство ее королевского наследия… символ, что придаст ее правлению мистический ореол… Тот человек может рассчитывать на награду.

Для меня же наградой была бы находка каких-нибудь древних книг, тайно вывезенных из аббатства и спрятанных где-нибудь. Тех книг, от одного вида которых Леланд испытал благоговейный трепет. Однако я сомневался, что книги эти спрятаны где-то поблизости от аббатства.

Так что я не стал долго думать, стоит ли мне догнать Дадли и присоединиться к нему. Он не нуждался в моей компании. Я совершенно озяб и был измучен долгой ездой. Прорицатель Джон Ди вернулся к своим заплесневелым одеялам.

Вечный наблюдатель, отделенный от жизни ширмой своих познаний.

Меня разбудили тяжелые шаги и стук в дверь. Было раннее утро. Едва я успел что-то сказать, как дверь распахнулась и на пороге возник слуга Дадли, Мартин Литгоу. Лицо искорежено страхом.

— Доктор, — заголосил он. — Идемте скорее со мной. Мой господин…

— Что с ним?

— Шибко расхворался, сэр.

Я быстро скатился с кровати, совершенно позабыв, какой она высоты, и с глупым видом грохнулся на колени.

— Расхворался? — удивился я, глазея с пола на Мартина Литгоу — рослого северянина с соломенными волосами, чуть подернутыми сединой.

— Горячка. Весь в поту, стонет и катается по постели.

Мне не стоило удивляться. Разве прошлой ночью не было ясно, что должно что-то произойти?

— Послали за лекарем?

— Но я думал, вы у нас…

Он стоял, упершись руками в бедра, и смотрел на меня так, будто от меня уж и нет никакой пользы, раз я не врач.

— Нет, — объяснил я, хватая свое старое коричневое платье. — Я не… то есть моя докторская степень…

Была в области права, если хотите знать, и не имела ничего общего с тем, чем я занимался. Я мог только вздохнуть.

— Сейчас иду…

Спальня Дадли находилась прямо напротив моей, на другой стороне узкой лестничной площадки. Просторнее, чем моя, с большим витражным окном, сквозь которое сочился красновато-багряный солнечный свет.

Дадли не лежал в постели. Сгорбившись, он сидел на краю, завернутый в одеяла, как вспотевшая лошадь. Спутанные волосы закрыли лоб. Полог откинут назад. Ночной горшок стоял на полу, у самых ног Дадли.

— Джон.

Он произнес мое имя чуть громче выдоха. Его тело тряслось мелкой дрожью, глаза затуманил страх.

— Приляг, — сказал я.

— Джон, пусть Литгоу готовит лошадей. Если мне суждено умереть, то будь я проклят, как содомит, если подохну тут.

— Лошадь тебе не понадобится, Робби. Ты никуда не поедешь, по крайней мере, до следующей…

Я шагнул назад. Дадли внезапно склонился над пустым горшком, обхватив голову руками, изрыгнул… Поднял глаза и сквозь пальцы посмотрел на меня.

— О, Боже, Джон… наше задание — на нем проклятье, или ты не понимаешь?

Он снова упал на подушку, выгнув спину дугой. Скорченное лицо заливал крупный пот. В дверях Мартин Литгоу молчаливо глядел на меня с мольбой. Должно быть, он еще никогда не видел своего щеголеватого хозяина таким беспомощным, как сейчас.

Бог свидетель, я не знал, что мне делать.

Так же, как я, Дадли родился под созвездием Рака — знаком водной стихии, — и, значит, находился под влиянием Луны. Будь мои таблицы при мне и было бы у меня достаточно времени, я непременно смог бы рассчитать, каким будет влияние планет на состояние органов его тела и соотношение в нем жизненных соков. И если бы здесь был Джек Симм, то сообща мы наверняка нашли бы какое-нибудь средство. Уже не в первый раз я жалел о том, что не доктор медицины.

— Когда это началось?

— Что?..

— Я видел, как ты выходил на улицу ночью.

— Не спалось. — Превозмогая боль, Дадли приподнялся в постели, будто надеялся победить болезнь усилием воли. — Нос заложило. Не мог дышать. Думал, простуда. Надо было… немного воздуху.

От которого могла охладиться кровь, и сделалось бы еще хуже.

— В этом городе живет чума, Джон? Можешь сказать об этом. Тут все говорит об этом, сомнений нет.

— Конечно, это не так, Робби.

— Значит, только во мне?

— Ложись.

— Джон, это место… ужасное место и…

— О каком месте ты говоришь?

— Оно холоднее, чем ночь. Холоднее самой ледяной ночи.

Мелкая дрожь снова промчалась по его телу, словно его ударило молнией. Он закивал головой, крепко сжал зубы и съежился под одеялами. На раскрасневшихся щеках блестела влага.

В комнату вошел Ковдрей, владелец трактира. Он принес кувшин и чашу на деревянном подносе.

— Сидр. Не так много хворей, с которыми не справился бы добрый яблочный сидр.

Я кивнул ему в знак благодарности. Ковдрей поставил поднос на пол рядом с кувшином для воды и напряженно попятился к выходу. Его реакция вполне объяснима: кто знает, какую еще заразу мог привезти сюда житель Лондона из этого грязного, многолюдного города?

— Страшные сны, Джон. — Дадли высунул руки из-под одеял, чтобы взяться за голову. — Проклятые страшные сны.

— Сны ничего не значат, — возразил я.

Конечно, я знал, что это неправда, но все-таки верил, что значение их часто бывает затемнено.

— Да если б то были сны, — сказал Дадли.

— У тебя просто жар. — Я обратился к Ковдрею: — Тут имеется лекарь?

— Раньше был, — ответил трактирщик, — да только он умер.

Дадли горько рассмеялся в ладони.

— Есть два лекаря в Уэльсе, при соборе, — добавил Ковдрей. — Настоящие доктора. Один учился в Лондоне. Длинная мантия, надевает маску и все такое. Можно послать за ним кого-нибудь из моих сыновей. Думаю только… придется вам заплатить.

— Цена не имеет значения. — Я бросил на него твердый взгляд. — Но время важнее. За кем бы вы послали, если бы заболел кто-то из ваших?