Я держала в руках традиционную сумочку, называемую кого, сделанную как корзиночка и украшенную цветным куском шелка (шибори). Он делается так связываются тысячи мельчайших узелков еще до того, как материал будет покрашен. Результат работ просто ошеломляет. Киото очень славится этой техникой. Я училась этому искусству у мамы.

Шибори моей сумочки был бледно-персикового цвета и украшен рисунками с изображением бабочек-капустниц. В сумочке лежали веер (украшенный тремя красными бриллиантами семьи Каноэ – близких советников императора), красно-белая салфетка для рук, самшитовый гребешок и многие другие аксессуары. На всех них стояла моя монограмма.

Наконец я была одета и готова к выходу. Я надела свои окобо и открыла дверь. Я уже почти собралась выйти наружу, как вдруг остановилась от удивления. Улица была забита людьми, стоящими буквально плечом к плечу. Я боялась выйти и в растерянности позвала:

– Кунико, – я не знаю, что происходит, но на улице огромнейшая толпа. Нельзя ли подождать, пока они разойдутся?

– Не будь глупенькой, Минеко, они пришли, чтобы увидеть тебя.

Я знала, что эти люди ждали моего дебюта, но не имела представления, что все так серьезно.

– Выходи, Минеко, – раздались голоса снаружи, – покажи нам, какая ты красивая.

– Я не могу встретиться со всеми этими людьми. Я хочу подождать, пока они уйдут.

– Минеко, – сказала Кунико, – эти люди никуда не уйдут. Не смотри на них, если тебе так легче, но нам пора идти. Ты не можешь опоздать в первый же день.

Я все еще отказывалась. Я не хотела, чтобы все эти люди смотрели на меня. Кунико рассердилась. Представительница Фусаноя ждала снаружи, чтобы проводить меня. Она уже откровенно скучала. Кунико постаралась успокоить ее и в то же время отправить меня в школу.

В конце концов она заявила:

– Ты обязана сделать это ради тетушки Оима. Она всегда этого хотела. Не смей ее разочаровывать.

Я знала, что Кунико права. У меня не было выбора.

Я снова повернулась к двери, набрала в легкие воздух и подумала: «Ну и ладно. Раз, два, три! Вперед!» И переступила через порог.

Еще один мост. Новый переход.

Толпа разразилась бурными аплодисментами. Люди поздравляли и хвалили меня, но я не могла ответить. Я смотрела на землю, пряча глаза, всю дорогу до Фусаноя. Пока мы проходили сквозь толпу, многие говорили мне что-то ободряющее, но у нас не было времени вникать. Я не видела лиц, но уверена, что мои родители были там.

Хозяин (отосан, или отец) очая немедленно сделал мне выговор за опоздание.

– Нет оправданий вашему опозданию, молодая леди, особенно в первый день. Это указывает на недостаток собранности и добросовестности. Ты теперь минараи. Так что и веди себя соответственно, – сказал он.

Я поняла? что теперь на меня возложена большая ответственность.

– Да, сэр, – решительно ответила я.

– И прекрати использовать стандартный японский. Говори на нашем языке. Говори «хей» вместо «хае»[1].

– Хае, извините меня.

– Опять за свое? Привыкай к нашему языку, если хочешь стать настоящей гейко.

– Хае.

Если вы помните, так же критиковала меня старшая учительница, когда мне было пять лет. Прошло несколько лет, прежде чем я более-менее усвоила, как надо говорить.

Окасан Фусаноя ободрила меня:

– Не волнуйся, дорогая. Это может занять время, но я уверена, что ты научишься. Просто постарайся.

Я впоследствии отплатила ей за ее доброту, а эта женщина стала путеводным светом моей жизни, капитаном, учившим меня лавировать в водах жизни, которые лежали впереди.

В тот вечер я присутствовала на своем первом озашики. Почетным гостем был некий джентльмен с Запада. Переводчик объяснил ему, что я майко-ученица и впервые присутствую на публичном банкете.

Гость принялся задавать мне вопросы, а я постаралась использовать все свои школьные знания английского, чтобы побеседовать с ним на его языке.

– Вы когда-нибудь видели американские фильмы? – поинтересовался гость.

– Да, конечно, – ответила я.

– Имена каких-нибудь американских актеров знаете?

– Да, Джеймса Дина.

– А как насчет режиссеров?

– Я знаю только одного. Его зовут Элия Казан.

– Большое вам спасибо. Это как раз я. Меня зовут Элия Казан, – довольно кивнул гость.

– Не может быть, вы шутите! – воскликнула я по-японски. – Правда? Я и не знала!

В те времена песня из фильма «К востоку от Эдема» была очень популярной, все только и делали, что напевали ее себе под нос. Казалось, моя карьера началась благоприятно.

Однако вскоре на горизонте замаячила туча. Переводчик сказал мистеру Казану, что я собираюсь стать танцовщицей, и тот спросил, не могу ли я станцевать что-нибудь для него. Вообще-то, я не должна была этого делать (поскольку еще формально не дебютировала), но согласилась и послала за аккомпаниаторшей.

Для того чтобы подготовиться, мы встретились с ней у входа в другую комнату.

– Что ты хочешь, чтобы я сыграла? – прошептала она.

– У меня не было ни малейшего представления.

– Э-э-э... У-у-у... – промычала я в ответ.

– Как насчет Гионкоута (баллада о Гион)?

– Этот танец я не знаю.

– Хорошо. А Времена года в Киото?

– Я его еще не изучала.

– Акебоно (рассвет)?

– Тоже не знаю.

– Ты же ученица Фумичиё, не так ли? – недоуменно спросила аккомпаниаторша. – Ты должна знать хоть какой-нибудь танец.

Нам нужно было говорить тихо, но ее голос становился все громче и громче, и я все больше опасалась, что нас услышат гости.

– Это мой первый банкет, – тихонько сказала я, – так что я не знаю, что делать. Пожалуйста, реши за меня.

– Ты имеешь в виду, что еще не начала изучать танцы майко? – удивилась аккомпаниаторша.

Я опустила голову.

– Ладно, в таком случае надо поработать с тем, что есть. Какой танец ты сейчас изучаешь?

Я огласила список. Шаккьёу (история о львице и ее детенышах), Матцузукуши (история о сосне), Шиша (история о четырех компаньонах императора, скачущих на быках), Наноха (история о бабочке и цветах), но ни один из этих танцев не входил в стандартный репертуар майко.

– У меня сегодня нет с собой нот, – покачала головой аккомпаниаторша, – и я не уверена, что помню хоть один из этих танцев наизусть. Ты знаешь танец «Карета императора»?

– Да, знаю, – выдохнула я с облегчением, – давай попробуем исполнить его.

Я была не слишком уверена в том, что и этот танец аккомпаниаторша помнит наизусть и в конце концов она все-таки допустила несколько ошибок. Я волновалась, но, казалось, что гости ничего не заметили. Они выглядели довольными и восторженным, а я была совсем разбитой.

На второй день мое путешествие в мир, в качестве гейко, оказалось не таким сложным, как накануне. Я смогла держать голову чуть выше и прибыла в Фусаноя вовремя.

Очая принял для меня заказ присутствовать на ужине в ресторане «Тцуруя» в Оказаки. Гейко работают не только в очая, но также на частных банкетах в шикарных ресторанах, танцзалах rocтиниц и так далее. Меня сопровождала туда Окасан Фусаноя.

Традиционно большинство гейко– подрост-ков входят на банкет первыми.

Окасан Фусаноя объяснила мне, что я должна делать:

– Открой дверь, занеси бутылку сакэ и поклонись гостям.

Но как только я открыла дверь, мое внимание тут же оказалось прикованным к очаровательной коллекции кукол, выставленной на полочке у дальней стены: «Императорский двор на празднике Женского дня», который проходит весной. Я направилась к куклам, остановившись прямо напротив десяти гостей.

– Они так прекрасны, – завороженно произнесла я.

– Минеко, – сердито прошипела мне перепуганная и моментально охрипшая окасан Фусаноя, – обслужи гостей!

– Ой! Да, конечно.

Но фляги в моей руке не было. Я огляделась и увидела ее сиротливо стоящей у дверей. К счастью, гости сочли мою выходку очаровательной, а не оскорбительной. Знаю, что несколько человек из тех, кто был там в тот день, хихикают над этим до сих пор.