42
Им показалась со второго разу
Настолько страшной чертова игра,
Что впору позабыть любые фразы
О чести, орденах et cetera.
Солдат живет и дышит по приказу:
Услышав беспощадное «пора!»,
Особенно раздумывать не надо,
В аду ли ты иль на пороге ада…
43
Они легли, как травы под косой,
Как урожай под градом, как серпами
Подрезанная рожь. Перед грозой
Бессильно жизни маленькое пламя,
А турки, разъяренные борьбой,
Их молотили сверху, как цепами,
И то и дело падали стрелки,
Спускать не успевавшие курки.
44
Отстреливались турки с бастиона,
Как дьяволы: сплошной свинцовый шквал
Сметал атаковавшие колонны,
Как пену с крутизны прибрежных скал.
Но Джонсон мой, фортуной охраненный,
Ни под какую пулю не попал;
Он, сам не зная как, вперед пробился
И на обратном скате очутился.
45
За ним еще четыре или пять,
А там и десять выбежали смело;
Теперь уж было нечего терять:
Земля вокруг гудела и горела.
Бежать гораздо легче, чем стоять;
Вперед или назад — не в этом дело!
И посему десяток храбрецов
Ворвался в Измаил в конце концов.
46
И тут они, к большому изумленью,
Узрели пресловутый палисад
Нелепое весьма сооруженье,
Невежества плачевный результат.
(Теперь береговые укрепленья
Построили отлично, говорят,
Голландцы и французы, — но недаром
Гордятся англичане Гибралтаром!)
47
Герои наши с легкостью могли
Укрыться под защитой палисада,
Построиться и по команде «пли!»
Обрушиться на турок без пощады
(Потом и палисад они снесли;
Больших трудов для этого не надо.)
Ну, словом, палисад, по мере сил,
Условия осады облегчил.
48
О первенстве бессмысленные споры
Рождают, миролюбию назло,
Союзных наций мелкие раздоры
О том, кому случайно повезло.
Британца оскорбляют разговоры,
Что будто бы враги при Ватерлоо
Почти что отлупили Веллингтона,
Да подоспели прусские колонны,
49
Что Блюхер, Гнейзенау и ряд других
На «^ер» и «ау» известных генералов
Французов окружили в самый миг.
Когда рука Фортуны задрожала;
Что Веллингтону якобы без них,
Быть может, никогда б не перепало
Ни орденов, ни денежных наград,
О коих все историки твердят.
50
Храни нам, боже, короля! Храни
И королей, а то народ, пожалуй,
Хранить их не захочет в наши дни
Ведь даже кляча, если досаждала
Ей сбруя и узда, как ни гони,
Брыкаться будет. Да, пора настала;
Народ почуял силу, посему
Быть Иовом не захочется ему.
51
Он хмурится, бранится, проклинает
И камешки швыряет, как Давид,
В лицо врага — потом топор хватает
И все кругом безжалостно крушит;
Тогда-то бой великий закипает;
Хоть мне война, как правило, претит,
Но только революция, наверно,
Избавит старый мир от всякой скверны.
52
Но возвратимся к делу. Мой Жуан
Ворвался смело, ловкий и проворный,
На парапет твердыни мусульман
Хотя не самым первым, но, бесспорно,
Одним из первых. Славы ураган
Его увлек; веселый и задорный,
Мой юноша держался храбрецом,
Хоть нежен был и сердцем и лицом.
53
Не он ли на груди красавиц страстных
Был, как дитя, пленителен и мил,
Не он ли в их объятьях ежечасно
Элизиум блаженства находил?
Для всякого любовника опасны
Минуты расставанья — говорил
Жан-Жак Руссо. Но моему герою
Всегда расстаться с милою игрою
54
Бывало жаль; красавиц покидал
Он под влияньем рока, или шквала,
Или родных — и каждый раз страдал,
И вот теперь судьба его послала
В ужасный бой, где пламя и металл
Убили состраданье, где пылала
Стихия буйной смерти; словно конь
Пришпоренный, он бросился в огонь.
55
Жуана кровь зажгло сопротивление;
Мы знаем, что на гонках, на бегах
Весьма легко подобное волненье
И в наших загорается сердцах.
На должном расстоянье, без сомненья,
Он ненавидел зверство, но в боях
Меняются характеры и страсти,
И наш порыв уже не в нашей власти.
56
Отважный Ласси был со всех сторон
Тесним и сжат. Увидев подкрепление,
Он был и рад, и очень удивлен;
Зато юнцов отважных появленье
С Жуаном во главе тотчас же он
Приветствовал, но только, к сожаленью,
Испанцем он Жуана не признал
И по-немецки речь свою сказал.
Вы читаете Дон Жуан
