28
Но евнух их рассматривал недаром
И, наконец, прицениваться стал
Барышник торговался с истым жаром,
Божился, клялся, в сторону плевал
И цену набивал своим товарам,
Как будто бы скотину продавал.
Процесс торговли далеко не всякий
Сумел бы отличить от буйной драки.
29
Но скоро крики перешли в ворчанье,
И спорщики достали кошельки,
И серебра приятное журчанье
Плеснуло звоном на ладонь руки.
Монеты были разного названья,
И долго их считали старики.
И вот, закончив сделку аккуратно,
Купец ушел — обедать, вероятно.
30
Не знаю, как и сколько кушал он
И каково его пищеваренье,
Я думаю, он мог бы быть смущен,
Продав себе подобных Без сомненья,
Любой из нас бывает удручен,
Когда в желудке чувствует стесненье,
Пожалуй, это самый худший час
Из всех, какими сутки мучат нас!
31
Вольтер не соглашается со мною:
Он заявляет, что его Кандид,
Покушав, примиряется с судьбою
И на людей по-новому глядит.
Но кто не пьян и не рожден свиньею
Того пищеваренье тяготит,
В том крови учащенное биенье
Рождает боль, тревогу и сомненья.
32
И правильно сказал Филиппов сын,
Великий Александр, что акт питанья,
Над коим человек не господин,
В нас укрепляет смертности сознанье.
Духовностью гордиться нет причин,
Когда рождают радость и страданье
Какой — то суп, говядины кусок
Желудочный в конечном счете сок!
33
На той неделе — в пятницу как раз
Я собирался выйти на прогулку.
Я шляпу взял. Уж был девятый час.
Вдруг за окном раскатисто и гулко
Раздался выстрел. Выбежав тотчас,
Я тут же, в двух шагах от переулка,
Равенны коменданта увидал,
Убитого, наверно, наповал.
34
Пять пуль его, беднягу, уложили;
За что — теперь уж поздно толковать!
Я слуг позвал. Они его втащили
Ко мне и положили на кровать.
Но я напрасно не щадил усилий:
Убитый начинал уж остывать.
Жизнь кончилась довольно глупой дракой
С каким — то итальянским забиякой!
35
Я знал его при жизни и глядел
В раздумье на лицо его немое:
Я видывал десятки мертвых тел,
Но не встречал подобного покоя.
Он словно бы заснул, устав от дел,
С закинутою навзничь головою.
И мне казалась бледность мертвеца
Лишь бледностью усталого лица.
36
„Так это смерть? Но что ж она такое?
Скажи мне!“ Он молчит! „Ответь!“ Молчит!
Еще вчера он выглядел героем,
Имел хороший вид и аппетит,
Его команды слово громовое
В ушах солдата все еще звучит,
А завтра он предстанет батальонам
При гуле барабанов похоронном!
37
Вот на него внимательно глядят
Те, кто еще вчера его боялся;
Они еще поверить не хотят,
Что командир от власти отказался.
Хороший офицер, храбрец и хват,
За Бонапарта смело он сражался,
И вот на грязной улице убит
И, словно бык зарезанный, лежит.
38
Былые затянувшиеся раны
И кровь его последних, свежих ран
На мертвом теле выглядели странно,
Я все стоял, раздумьем обуян.
До самой смерти я не перестану
Допрашивать усопших! Но туман
Непроницаем, неподвижно — серый,
И для сомнений наших, и для веры.
39
Выл человек, и нет его — смотри!
Что жизненный процесс остановило?
Какого — то свинца кусочка три.
Вода, земля, огонь, любая сила
Все разуму подвластно! Мы — цари!
Не плохо нас природа защитила:
Любое вещество не то что в час
В одно мгновенье истребляет нас.
40
Но где ж мои герои? Евнух черный
Их погрузил в каик, уселся сам,
Гребцы взмахнули веслами проворно,
И лодка полетела по волнам.
Как узники, бесчувственно — покорны,
Друзья молчали. Негр велел гребцам
Причалить у стены глухой и сонной,
Рядами кипарисов осененной.
41
Угрюмый негр в калитку постучал,
Железная калитка отворилась,
Он дал им знак идти я зашагал.
Тропинка чуть заметная змеилась
Сквозь заросли густые. Негр молчал.
Ночная мгла давно уже спустилась,
И по такому странному пути
Лишь ощупью могли они идти.
42
Для чащи экзотических растении
Жасминов, лавров, пальм et cetera
Я мог бы вам придумать тьму сравнений;
Но нынче много этого добра
Разводят в парниках своих творении
Поставщики базара и двора,
А все затем, что одному поэту
Пришла причуда странствовать по свету!
Вы читаете Дон Жуан
