– О! Мне это известно.

Бриде рассмеялся. Его ситуация представилась ему вдруг с неожиданной стороны. Приезд его жены сделал из него просто идиота. Все происходило, словно взгляды, которые он мог высказать, как бы разрушительны они ни были, были безобидны, словно он был какой-нибудь дурачок, действительно голлист, но голлист по причуде. Достаточно было его немного одернуть, припугнуть, чтобы он снова стал на правильный путь.

– По сути, ты выставила меня просто кретином, – сказал он, продолжая смеяться.

Иоланда рассердилась.

– Как ты можешь говорить мне такое?

– Да, убогий бедолага, который вбил себе в голову, что он голлист, потому что послушал разок 'Радио Лондон'.

– А если даже и так, тебе-то что с того?

Бриде не ответил. Было ясно, что Иоланда не понимала, что за жалкой наружностью человека мог стоять идеал гораздо более возвышенный.

– Ты же пытался сойти за приверженца Петена. Что тебе стоит изобразить идиота? Единственно, что важно, так это выпутаться из этой скверной истории, в которую ты попал.

– Если бы только это, – сказал он, – то тогда ничего.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Я хочу сказать, что мы можем быть просто счастливы, ты и я, если завтра утром нас обоих не арестуют. Уж поверь мне, нельзя доверять этим типам. Это немцы, ты понимаешь. Они еще более немцы, чем сами немцы.

– Не говори так, милый. Ты не знаешь, что они думают.

– Я не знаю, что они думают, но я знаю, что они делают. Но ладно, не будем говорить об этом, что сделано, то сделано.

Бриде приблизился к кровати и взял жену за руки. Он долго смотрел ей в глаза. Она не любила этого. Ей было не занимать смелости, но по какой-то физической слабости, когда на нее так смотрели, она каждый раз опускала глаза, и когда подымала их снова, то было заметно, что она стыдилась своей слабости.

– Послушай меня, Иоланда.

– Я тебя слушаю, милый, – сказала она, пользуясь случаем отвести глаза.

– Соссье просил меня вернуться. Тебя он тоже попросил. А мы не пойдем. Я уверен, что если я вернусь, меня больше не выпустят. Они захотели схитрить. Они меня выпустили. Я воспользуюсь этим, и буду еще хитрее их.

– Ты не можешь так поступить, – сказала Иоланда.

Бриде продолжил, словно не услышав.

– Завтра утром мы сядем на поезд. Мы поедем в Лион, а оттуда в Париж. Там все-таки другие люди. Там, на месте, я найду, как мне уехать в Англию. Я был идиотом, но не в том смысле, в котором ты думаешь. Я был идиотом, что мог подумать, что Национальная революция – это только прикрытие.

– Успокойся, милый, – сказала Иоланда, которая не любила, когда ее муж говорил о себе с подобным небрежением.

– В Париже, я найду французов, других французов, понимающих французов. Опять же, там – немцы. Там, по крайней мере, французы будут солидарны между собой.

– Я согласна, – сказала Иоланда, – мы поедем. Но мы не успеем собраться к завтрашнему утру. Хоть один раз, давай будем действовать с умом. Воспользуемся их расположением. Все же тебе будет спокойней, если ты сделаешь то, о чем они просят. Они не будут больше в нас сомневаться. И у тебя, впоследствии, будет больше шансов преуспеть в том, что ты собираешься сделать.

– Говори не так громко, – сказал Бриде.

Иоланда с удивлением посмотрела на мужа.

– Ты с ума сошел. Не думаешь же ты в самом деле, что они и здесь следят за нами.

– Я тебе говорю, не так громко.

Они помолчали, потом Иоланда сказала:

– Мы пойдем к Соссье вместе.

Бриде не ответил. Он думал о другом. Наконец, он пробормотал:

– Теперь я понял. Мне просто не хватило смелости. Я не захотел рисковать. Я хотел, чтобы у меня все было в порядке, документы, официальная командировка. Вот в чем моя ошибка. Когда ты по-настоящему хочешь что-то сделать, не следует бояться опасности. В особенности, не следует ни у кого ничего просить. Нужно рассчитывать только на себя. Я понял. Виши мне преподал урок. Итак, мы договорились, не так ли? Завтра мы едем в Лион. Оттуда – в Париж. В Париже-то я найду, как добраться до побережья и переправиться в Англию. Это будет опасней, но достойней.

Иоланда встала с постели. Она накинула пальто и туфли, чтобы не ходить босиком по этой чужой комнате.

– Я не могу тебе помешать, милый. Но я нахожу неразумным с твоей стороны постоянно проявлять нетерпение. Ты ждешь три недели, и в последний день, в момент, когда все вот-вот уладится, ты действуешь, как тебе взбрело в голову. К чему это приведет? Они всполошатся. Они решили оставить тебя в покое. Они подумают, что ты испугался. Они решат: если ты боишься, значит, ты виноват. Они будут тебя разыскивать. Я тебя предупреждаю, они будут тебя искать. Словом, поступай, как знаешь, милый.

На лице Иоланды отобразилась усталость. Решительно, ее муж был неисправим. Он был упрям. Он не замечал тех преимуществ, которые ему давала внешнее покорство. Как всегда, он был независим и горд.

– Для тебя это добром не кончится, я тебя предупредила, – сказала она.

Бриде прибыл в Лион двадцать минут второго. Поездка показалась ему бесконечной. При каждой остановке он боялся, что в поезд подымутся полицейские, предупрежденные по телефону, и всякий раз, когда поезд трогался, испытывал несказанное облегчение.

Утром отъезд прошел самым нормальным образом. Вопреки его предсказаниям, за ними никто не пришел. Иоланда не попыталась в последний раз его удержать. Она даже дала ему несколько советов. В итоге, когда он начал умолять ее поехать с ним, она ответила, что не желала поступать грубым образом с людьми, которые были по отношению к ней столь любезны. 'Они не отпустят тебя, чтобы вынудить меня вернуться', – заметил Бриде. 'Ты сам не знаешь, что говоришь', – ответила Иоланда. И они решили, что, сходив на 'неотложную' встречу, она сядет в пятичасовой поезд и вечером тоже прибудет в Лион. Таким образом, ее мужу не придется беспокоиться, потому что он в тот же день увидит ее снова.

Остаток дня Бриде провел в стараниях найти способ пересечь демаркационную линию, не переставая при этом думать об Иоланде. 'Что же все-таки там у них?' – не переставал спрашивать он себя. Временами он чувствовал, что начинает сердиться. Но каждый раз все заканчивалось тем, что он успокаивался, полагая, что если жена его и подвергала себя такому риску, то это из-за любви.

По мере того, как проходили часы, его тревога возрастала. Что будет он делать, если Иоланда, несмотря на свое обещание, не приедет вечерним поездом? Ему останется только