– Я хочу сразу предупредить вас, кто я такой, – сказал Бриде. – Мои друзья, г-н Бассон из генерального управления Национальной полиции и Лавессер из кабинета Маршала…

Но начальник прервал его.

– То, кто вы такой, не имеет никакого значения. Я знаю только одно: у вас не в порядке документы. Я вынужден просить вас проследовать за мной.

– Но вы не знаете, кто мой муж, – воскликнула Иоланда.

– Я тебя прошу, – сказал ей Бриде.

Он оделся. 'Я завтра утром позвоню Бассону, – сказала Иоланда. Бриде не ответил. 'И Лавессеру. Это, однако, неслыханно, чтобы такого человека, как ты, могли отвести в комиссариат'. Подумав, Бриде сказал: 'Я думаю, не стоит этого делать, это может произвести дурное впечатление в Виши. Понимаю, если бы я действительно подвергался опасности. Но как только проведут следствие, увидят, что я говорил правду, и будут обязаны меня отпустить. Не стоит тревожить друзей из-за такого пустяка'.

Бриде посмотрел в зеркало. В этот момент он был один с Иоландой. Он позвал ее и тихо сказал: 'Банда мерзавцев! Их следовало бы спустить с лестницы, я тебе обещаю, что однажды они добьются своего'. 'Замолчи, – сказала она. – Уверяю тебя, ты попадешь в историю. Я тебе говорила и повторяла: есть только один выход – это поладить с немцами. С ними хоть можно разговаривать. Они гораздо лучше, чем французы, которые лижут им ботинки'.

Бриде не ответил. Он был разгневан.

– Ну что, вы идете? – крикнул полицейский.

– Да-да, я иду, – сказал Бриде.

Их находилось человек сорок в помещении жандармерии центрального комиссариата. Та занимала часть огромного здания почты, сооружения примечательного. На окнах были укреплены решетки, но по деликатному замыслу архитектора, внизу они были выгнуты таким образом, чтобы на подоконник можно было облокотиться или поставить на него цветочные горшки.

Все сидели, за исключением Бриде, который ходил взад-вперед. Одна несчастная женщина жаловалась. Ее восьмилетняя дочь должна была приехать в этот момент из Тэн-л- Эрмитажа на вокзал Перраш совершенно одна. Она не будет знать, куда пойти. Бриде подошел к стоявшему у дверей полицейскому. 'Вам следовало бы предупредить комиссара', – обратился Бриде. 'Я не могу', – ответил тот. 'Ну, хорошо, скажите же секретарю какому-нибудь'.

Полицейский вышел. Он вскоре вернулся в сопровождении служащего в штатском. 'В чем дело?' – спросил последний с видом человека, который мог вам уделить ровно одну минуту. Бриде рассказал историю бедной женщины. Та подошла. Она без конца повторяла Бриде: 'Спасибо, мсье, спасибо, мсье…' Секретарь ушел, разведя, в знак бессилия, руками, однако и не сказав нет.

Через час Бриде проводили в кабинет комиссара. Перед ним уже лежали документы Бриде.

– Я вижу, вы журналист. В каких газетах вы работали?

– В 'Ле Журнал' и 'Фигаро'.

– 'Ле Журнал' сейчас в Лионе, не так ли?

– Да, мсье.

– Вы по прежнему работаете в нем?

– Нет, мсье.

– Почему?

– Потому что мне не интересно работать в нынешних условиях.

– Между тем, Фигаро…

Комиссар замолчал. Он поднял глаза. В этот момент взгляды обоих встретились. Бриде показалось, что комиссар поддерживал его.

– Вы знаете, почему вы здесь, – продолжил тот.

– Нет, – сказал Бриде.

– Ваше имя не значилось в полицейской книге постояльцев отеля.

По лицу комиссара скользнула улыбка, дававшая понять, что этот повод не казался убедительным ему самому.

– Что же вы хотите, ведь инспектора обязаны делать то, что им говорят, – продолжил комиссар. – И я, кстати, тоже. Вот ваши документы. Я прикажу, чтобы вас отпустили.

– Благодарю вас.

Взгляды обоих снова встретились. В этот раз у Бриде не было никаких сомнений. Он имел дело с настоящим французом. Он почувствовал между комиссаром и собой что-то вроде тайного сообщничества.

– Благодарю вас, – повторил он.

– О, не стоит благодарности. Это вполне естественно. Мы понимаем друг друга, не правда ли? Вам остается только вернуться в зал. Вас предупредят.

Комиссар встал, протянул руку, несколько небрежно, чтобы, без сомнения, не слишком себя компрометировать, ибо, в конце концов, он мог ошибаться на счет Бриде, и, провожая того, сказал двум полицейским, которые присутствовали при разговоре: 'Мсье Бриде будет отпущен прямо сейчас'.

В зале народу поубавилось. Бриде сел на скамейку. Он прождал двадцать минут, когда секретарь, с которым он только что говорил о бедной женщине, появился на пороге дверей. Делая вид, что он не замечал Бриде, он позвал: 'Мсье Бриде, прошу вас!'

Бриде встал.

– Господин комиссар поручил мне сообщить, – продолжил секретарь, – что он только что получил приказ Генеральной управления Национальной полиции немедленно вас освободить и принести вам извинения. Кои я приношу вам от лица господина комиссара и объявляю вам, что вы свободны…

Бриде обдало жаром. На какой-то момент он остолбенел. Наконец взяв себя в руки, он сказал: 'Благодарю вас, благодарю вас… но не мог бы я видеть господина комиссара?'

– Сожалею, – сухо сказал секретарь, – но у господина комиссара нет времени вас принять.

Выйдя из центрального комиссариата, Бриде пошел по улице Милосердия. Иоланда поступила просто нелепо. Позвонив в Виши, побеспокоив стольких важных персон – или, по крайней мере, себя за таковых принимавших – она наверняка подняла панику. Они, должно быть, подумали, что произошло что-то значительно серьезнее, чем простое удостоверение личности. Иоланда поставила своего мужа в смешное положение. Между тем, он ей сказал никого не беспокоить. В конце концов, она хотела помочь, и он не мог ее упрекать.

Он вскоре добрался до отеля. Отель назывался 'Англетер'. Один вишистский фанатик не смог этого вынести. Однажды ночью он забросал камнями навес над входом в гостиницу, и осколки затемненных на случай бомбежек стекол все еще валялись на земле.

Иоланды не было. Должно быть, она предпринимала другие меры. Телефонного звонка в Виши могло оказаться недостаточно. 'Просто удивительно, – подумал Бриде, – до чего женщины обожают истории'.