– Справляюсь, – скривила губы Глума. – Что касается твоей руки… Как выглядел зверь? Ты ведь сказал что-то о чешуе?

– Мне показалось, – поморщился Дойтен; пальцы его слушались, но всякое движение ими пробуждало в руке боль, которая отзывалась во всем теле и сильнее всего ударяла в голову. – Блеснуло что-то на спине и на плечах. Словно пластины. Не будь она зверем, я бы сказал, что это был доспех. Синевой отдавало. А так-то… То ли огромная куница, то ли змея с лапами, то ли росомаха, но с длинным хвостом. Не знаю.

– А морда? – спросила Глума.

– Морда?.. – задумался Дойтен. – Морда – звериная. Я бы сказал, что волчья, но уши уж больно узкие, и широка она для волчьей. Лобастая, но одновременно приплюснутая, что ли… А ударить… Не смог ударить. Глаза оставались человеческими. В них ужаса было больше, чем злобы. Она все еще была Ойчей, дочерью Цая. Понимаешь?

– Ты хочешь сказать, что внутри она оставалась человеком? – задумалась Глума.

– Так ведь бывает, – сдвинул брови Дойтен. – Я, конечно, не книгочей, но слышал. И ты хотела, чтобы я ее убил?

– Добрый ты, – заметила Глума. – Даже странно. Странно для палача.

– Я не палач, – попробовал встать, но покачнулся и тут же снова присел Дойтен. – Я усмиритель.

– У вас там есть один усмиритель во Дворе, – кивнула Глума. – Его Дэтом зовут. Знаешь такого?

– Ну кто ж его не знает? – усмехнулся Дойтен. – Здоровяк каких мало. И дело свое исполняет исправно. Он ведь раньше тоже был егерем?

– Был, – согласилась Глума. – Но не в наших лесах, а за горами. Говорят, что перестал быть, и хорошо, что жив ушел. Так вот он – никакой не усмиритель, а палач. И он бы эту девчонку просто так не упустил.

– Ты сейчас меня ругаешь или Дэта? – не понял Дойтен. – Я с ним дружбу не вожу. И вино из одного кубка с ним не пил. Что тут вообще происходит, демон меня раздери? Что это был за зверь? И кто убил Цая? Неужели собственная женушка пришла ночью и прикончила его? Вы чего ждали у ее дома? Когда она вновь перекинется?

Дойтен снова попытался встать, но Глума надавила ладонью ему на здоровое плечо.

– Ты сиди пока, усмиритель. В себя пришел, а магию из головы так и не вытряс… Ничего, пройдет…

– Магию? – не понял Дойтен.

– Её самую, – кивнула Глума. – Укус мог быть ядовитым, на тех отпечатках зубов, что кожу не пробили, видны устья для яда. Но яда в ране нет. А вот приворот зверь бросить успел. Но вряд ли осознанно. Я даже думаю, что она впервые перекинулась. Может быть, и мать ее – впервые…

– А кто же тогда с Цаем расправился? – удивился Дойтен. – Разве не женушка приласкала его у западных ворот прошлой ночью?

– Нет, усмиритель, – вздохнула Глума. – Тот зверь был крупнее. Думаю, что раза в два. К тому же запаха той дряни, которой был напичкан Цай, в его доме нет. И ничего такого, из чего ее можно было бы приготовить. Но следы зверя от ворот мы проследили до этого дома.

– Так в чем сомнения? – сдвинул брови Дойтен. – Все сходится!

– Не сходится, – покачала головой Глума. – Зверь постоял напротив дома и ушел к реке. Там след теряется.

– Значит, по городу он все-таки разгуливает, – понял Дойтен. – Вы-то, я понял, тоже не спите? Или сидите в трактире у Юайджи? Кстати, как она? Давно не заглядывал!

– Ты смешной, – заметила Глума. – Мы – черные егеря. Мы не развлекаться в Граброк прибыли, а охотиться на мерзость. Отметь, не на имни, которые в том же Тэре не скрывают свою принадлежность к тайному народу, а являются достопочтимыми горожанами. Мы охотимся на мерзость, которая убивает. Или может убить.

– Вот как она? – кивнул на убитую кошку Дойтен. – Или как ее дочь?

– Хотела бы я знать ответ на этот вопрос… – задумалась Глума. – Не всегда человек или имни властен над собой. Иногда он может просто защищать себя. А ведь если бы не твоя глупая шутка со свистком, сейчас жена Цая и ее дочь сидели бы за этим столом.

– Кто же мог подумать?! – воскликнул Дойтен.

– Кто мог, тот подумал, – бросила Глума. – Остальным перевязывают раны. В лучшем случае. Но то, что случилось, уже случилось. Теперь мы можем только уповать, что нам удастся поймать девчонку.

– Вы зверя не можете поймать, – стиснул зубы Дойтен, – а девчонка меньше его в четыре раза, раз уж она меньше матери в два раза. Я вот не знаю: неужели Граброк так велик, как Сиуин или даже Тэр, что тут кто-то может укрыться от стражи и четырех егерей?

– Граброк не слишком велик, – сказала Глума, – и если мы кого-то не можем найти, значит, его кто-то прячет.

– Так найдите девчонку, – предложил Дойтен. – Ей негде прятаться. Годика три назад я разговаривал с Цаем, он сказал, что родни у него в Граброке нет. Ни у него, ни у его жены. Деньги он у меня занимал.

– Так ты за деньгами пришел? – поняла Глума.

– Я пришел отказаться от долга, – буркнул Дойтен.

– Хочешь казаться лучше, чем ты есть? – подняла брови охотница.

– А надо? – удивился Дойтен. – Пока румянами не запасался. Я и так тот, кто есть. Не перекинусь, не беспокойся. Я обычный ард.