аж на три года!

– А если сложить наш возраст, то младше – больше чем в два раза! – отхлебнула из своей чаши Дина.

– Где Юайс? – спросила Гаота.

– Всё, – пожала плечами Йора. – Закончил наставление, сказал, чтобы мы допили напиток и тоже были свободны. Но нам здесь нравится. Правда, уже заглядывал этот Айран. Всех пересчитал и потребовал, чтобы мы убирались отсюда.

– И мы убираемся, – закивала Дина. – Но очень медленно.

– Нет, ты представляешь? – вдруг вспомнила Йора. – А ведь этот Гантанас-то, оказывается, наставляет всех не в каллиграфии, а в опасной магии! Вот уж не думала! Мне показалось, что Юайс вычертил в воздухе слово «паутина», хотя не уверена. Я бы попробовала. И этот твой Юайс, Гаота, мне очень понравился. Очень!

– А мне больше нравится Роут, – мечтательно закатила глаза Дина. – Я была так потрясена, так потрясена… Жаль, что ты этого не видела! Жаль!

– Что я должна была увидеть? – не поняла Гаота.

– Роут потряс всех, а некоторых девчонок довел до истерики, – зашептала Йора. – Он провел самое первое наставление, рассказывая о разных имни, а потом взял и перекинулся в огромного бурого волка! Прямо в учебном зале!

– И что же? – замерла Гаота, вспоминая голых смуглых людей, которые копались в ее вещах.

– Ничего, – пожала плечами Дина. – Сел у стены и ждал, пока мы все выйдем. А потом, уже без нас, опять обратился в Роута.

– Почему?.. – опешила Гаота.

– Ты чего, не понимаешь? – удивилась Йора. – Он же стал голым! Одежда разлетелась на части!

– Я понимаю, – зажмурилась Гаота. – Я все понимаю…

Мадр

Ночь оставалась серой. Замок по-прежнему высился черной громадой, ни единого огня не горело на его стенах. Спутанный сетями зверь лежал неподвижно. В его холке торчал нож, ушедший в плоть по рукоять. Вокруг стояли побитые, но живые и обескураженные егеря. Юайс, лицо которого заливала кровь, прижимал к груди правую руку в смятых и изгрызенных наручах, пошатывался, но стоял. Гаота бросилась было к нему, но он остановил ее сдавленным, но резким:

– Нет! Даже не пробуй… Твой час еще придет, девочка. Ты мне нужна сильной. Очень сильной. А вот наручи надо бы снять… И где мой мешок? Там снадобья и холстина для тугой повязки…

– Здесь… – отозвалась срывающимся голосом Глума.

– Я сниму наручи, – испуганный, тоже покрытый ссадинами, с разбитым носом Тьюв шагнул вперед. – Сейчас я распущу завязи. У меня хорошие пальцы…

– Ты-то куда полез? – скривился Юайс. – Зачем кинулся в схватку?

– Ну… – Тьюв пожал плечами. – Я ж не две веревки успел сплести, а три. Не пропадать же…

Со стороны моста послышался звук шагов бегущих воинов.

– Что с тобой? – спросила Глума, судорожно развязывая мешок.

– Жив, – коротко ответил Юайс. – Но когти оказались острыми. Спину он мне ободрал.

– А ведь я не верил, – медленно проговорил Фас. – Я не верил, Юайс, рассказам о тебе. Как видно – зря.

– Правильно, что не верил, – проговорил Юайс. – Я уже сказал – вранье все.

– Однако… – Дойтен крякнул, опустил мешок с оружием Юайса, поставив у ноги ружье. – Если прикинуть по весу, то этот человек был повыше меня ростом. Как его… Линкс? Долговязым был? Буил, ты? Скажи, длинным был Линкс?

– Не слишком, – проговорил запыхавшийся Буил. – А ну-ка, ребятки, – обернулся он к двум десяткам стражников, прибежавшим с ним, – держитесь пока в стороне. Что ж это делается? Что громыхнуло? Ружье твое, Дойтен? Куда делась погань, что над рекой висела? А зверь… убит ножом… Вот, значит, как…

Буил опустился на колени, положил руку на лопатку зверя.

– Мертв… А ведь даже и в таком виде похож на Линкса. Он был чуть повыше тебя, Дойтен. Но шире в плечах раза в полтора. Кузнец. Лучший мастер в Граброке. И добрейшей души человек…