Должна быть предусмотрена возможность подвергнуть самого Далай Ламу лишению полномочий в высших интересах государства с помощью законной юридической процедуры, которая должна быть прописана в Конституции. В период детства Далай Ламы, или в том случае, если Далай Лама не сможет исполнять свои полномочия из-за смерти, болезни или из-за того, что он был лишен этих полномочий, его место занимается регентским советом, состоящим из трех или пяти членов, которые будут назначены двумя третями голосов парламента.

Эта Конституция и связанные с ней проблемы сейчас разработаны более или менее подробно. Но они еще далеки от завершения, и даже тот абрис, который я вам представил, тоже может подвергнуться изменению. Осталось еще много работы, и затем за народом Тибета [останется право принять ее или выразить свое мнение.

Но сам я убежден, что правительство всегда должно опираться на волю и сотрудничество народа. Я готов исполнять все, что будет возложено на меня моим народом, но у меня нет стремления к какой-либо личной власти или богатству. У меня нет никаких сомнений, что с такими установками, руководствуясь нашей религией, Мы могли бы совместно решить все проблемы, с которыми сталкиваемся, и создать новый Тибет, такой же счастливый в современном мире, каким старый Тибет был в изоляции от него.

Все это на будущее. Оглядываясь же на прошлое, я Не сожалею, что следовал политике ненасилия до самого конца. С наиболее важной точки зрения, точки зрения нашей религии, это была единственно возможная политика, и я продолжаю верить, что, если бы весь народ был способен следовать ей, как я, ситуация в Тибете была бы, по крайней мере, несколько лучше, чем сейчас.

Наше положение можно было бы сравнить с положением человека, арестованного полицией, хотя он и не совершил никакого преступления. Его инстинкт, может быть, требует бороться, но он не может ускользнуть и беззащитен перед силой полиции, и, в конце концов, ему будет лучше, если он пойдет послушно и будет хранить веру в высшую силу справедливости. Но в Тибете это просто невозможно было сделать. Мой народ просто не мог принять китайцев с их доктринами, и поэтому инстинкт борьбы не мог быть утихомирен.

Несмотря на жестокие преступления, которые китайцы совершили в нашей стране, в своем сердце я не испытываю совершенно никакой ненависти к китайскому народу. Я думаю, что это одно из проклятий и ошибок нынешнего века обвинять нации за преступления отдельных людей. Я знавал много китайцев, достойных восхищения. Я подозреваю, что никто в мире не является столь очаровательным и цивилизованным, как наилучшие китайцы. И никто не является более жестоким и злобным, чем худшие китайцы. Жестокости в Тибете совершались китайцами низшего сорта. Солдатами и коммунистическими чиновниками, которые были развращены знанием того, что имеют власть над жизнью и смертью. Большинство китайцев страшно бы устыдились, если бы узнали об этих деяниях, но, конечно, они о них не знают.

Мы не должны пытаться отомстить тем, кто совершил преступления против нас, или ответить на их преступления другими преступлениями. Нам следует думать, что, согласно закону кармы, они подвергаются опасности принять низкие и жалкие следующие рождения. И что наша обязанность по отношению к ним, как и ко всякому существу, помочь им подняться до нирваны, а не дать им тонуть в еще более низких уровнях перерождений.

Китайский коммунизм существует 12 лет, но наша религия насчитывает уже две с половиной тысячи лет, и у нас есть пророчество Будды, что она будет жить до тех пор, пока не будет обновлена новым, грядущим Буддой.

В эти дни, когда над миром господствует военная сила, все мужчины и женщины могут жить только надеждой. Если они благословлены мирными домами и семьями, они надеются, что им будет дозволено сохранить их и увидеть, как их дети вырастут счастливыми. А если бы они потеряли свои дома, как это произошло с нами, их потребность в надежде и вере стала бы еще больше. Надежда всякого человека, в конце концов, это просто надежда на душевный покой. Моя надежда основывается на мужестве тибетцев и на той любви к истине I справедливости, которая все еще горит в сердце человеческой расы, а вера моя - вера в сострадание Будды.