Над камином висели две картины, представляющие сцены Страстей Христовых, а на специальных подставках располагалось оружие — гордость любого ремесленника и добропорядочного горожанина: два маленьких ружья, один мушкет, аркебуза, пика, шпага с гардой и серебряный кинжал.
Хозяин «Храброго петуха», каким бы мягкотелым он ни казался в повседневной жизни, был сержантом в городской милиции, и ему это нравилось. В отличие от многих своих коллег, он с удовольствием отправлялся в Шатле, когда наступал его черед нести караул.
Сейчас же Анжелика слышала, как толстяк шумно сопит и что-то передвигает в небольшом соседнем чулане.
Вскоре он появился вновь, толкая перед собой огромный сундук из потемневшего дерева.
— Ну-ка, милочка, помоги мне.
Анжелика помогла вытащить сундук на середину комнаты.
Мэтр Буржю вытер лоб.
— Вот, — гордо сказал он, — я тут подумал… Ведь ты сама мне говорила, что к нашему приему все должны быть нарядными, как швейцарские гвардейцы. Давид, оба поваренка, все они отлично экипированы. Я надену кюлоты[58] из коричневого шелка. Только ты, моя бедная девочка, не делаешь нам чести, и это невзирая на твою хорошенькую мордашку. Вот я и подумал…
Он замялся и после секундного колебания открыл сундук. В нем, аккуратно свернутые и переложенные для аромата веточками лаванды, хранились юбки, корсажи, чепцы и шейные платки госпожи Буржю. Здесь нашлась и великолепная накидка с капюшоном из черного сукна, отделанная атласными лентами.
— Конечно, она была немного потолще тебя, — произнес ротисье срывающимся голосом. — Но при помощи булавок…
Он смахнул пальцем слезу и внезапно рявкнул:
— И нечего тут на меня смотреть! Выбирай.
Анжелика достала одежду покойной. Это были в основном скромные наряды из саржи или феррандина[59], но изысканная бархатная отделка, подкладка ярких тонов, тонкое белье — все это свидетельствовало, что к концу своей жизни хозяйка «Храброго петуха» стала одной из самых зажиточных торговок квартала. Она даже приобрела небольшую муфту из красного бархата, расшитую золотым цветочным узором, которую Анжелика примерила с нескрываемым удовольствием.
— Безрассудство! — снисходительно улыбнулся мэтр Буржю. — Она увидела ее в торговой галерее Дворца правосудия и прожужжала мне все уши. Я сказал ей: «Амандин, эта муфта, что ты с ней будешь делать? Она сшита для знатной дамы из квартала Маре, которая солнечным зимним днем ездит кокетничать в Тюильри или ко двору королевы». «Отлично, — ответила мне она, — значит, я буду ездить кокетничать в Тюильри или ко двору королевы». Это меня взбесило. Но я подарил ей эту муфту на день рождения. Как она радовалась! Кто бы мог сказать, что всего через несколько дней… она… умрет…
Анжелика еле-еле справилась с охватившим ее волнением.
— Я уверена, что ваша женушка с радостью взирает с небес на щедрость и доброту своего супруга. Я, конечно, не возьму эту муфту, она слишком красива для меня. Но я с удовольствием воспользуюсь вашим благородным предложением, мэтр Буржю. Сейчас я посмотрю, что мне подойдет. Пришлите, пожалуйста, ко мне Барбу, чтобы она помогла подогнать одежду.
Анжелика с радостью отметила, что первый шаг по направлению к цели, которую она себе поставила, уже сделан: она стоит перед зеркалом, а у ее ног горничная. Барба, набив полный рот булавок, испытывала сходные чувства, во всяком случае, она с видимым удовольствием без устали повторяла обращение «госпожа».
«И кто скажет, что все мое богатство состоит из нескольких су, которые мне дали цветочницы с Нового моста, и той милостыни, что каждый день посылает графиня де Суассон!» — подумала Анжелика, забавляясь.
Она выбрала корсаж и юбку из зеленой саржи, отделанной черным атласом. Фартучек из черного атласа, расшитый золотыми цветочками, дополнял образ зажиточной лавочницы. Пышная грудь госпожи Буржю была много больше маленькой крепкой и высокой груди Анжелики, так что в этом месте одежду не удалось подогнать по размеру. Но розовый шейный платок, затканный зеленым узором, позволил скрыть излишне свободный корсаж.
В небольшом мешочке Анжелика обнаружила незамысловатые драгоценности супруги ротисье: три золотых колечка, украшенных сердоликом и бирюзой, два крестика, сережки, но больше всего прелестных четок, целых восемь, некоторые из которых были сделаны из черного гагата, а остальные — из хрусталя.
Анжелика снова спустилась в зал. Волосы она спрятала под накрахмаленный чепец, в уши вдела серьги из агата и жемчуга, а на шею повязала черную бархатную ленточку с маленьким золотым крестиком.
Славный добрый ротисье не смог скрыть своей радости, увидев, как она грациозна.
— Святой Николай, ты напоминаешь мне дочку, которую мы так ждали, но которой у нас никогда не было! Иногда мы мечтали. Мы говорили: «Сейчас бы ей уже было пятнадцать, шестнадцать лет… Она бы сновала туда-сюда по нашему заведению, весело улыбаясь посетителям…»
