— Хотите блины и мармелад?
— Нет, я хочу тебя. Только ты сама и твои объятия смогут утолить мой голод. Я хочу твои губы-вишни, твои щеки-персики. Ты стала вся такая аппетитная. О чем еще может мечтать бедный голодный поэт… У тебя такая нежная кожа, что мне хочется тебя укусить. Ого, тебе жарко!.. Это чудесно! Аромат твоего божественного тела заставляет меня умирать от внезапного приступа голода…
— Право, вы невыносимы! — запротестовала Анжелика, стараясь освободиться. — Ваши речи — то лирические, то ужасно непристойные, сводят меня с ума.
— Это именно то, чего я желаю. Ладно, не строй из себя недотрогу.
Уверенным движением, свидетельствующим о том, что силы вновь вернулись к нему, молодой человек прижал Анжелику к себе, откинул ее голову на сгиб руки и вновь прильнул к ее губам.
Громкий удар деревянного половника о стол заставил их резко отскочить друг от друга.
— Клянусь святым Жаком! — прорычал мэтр Буржю. — Проклятый писака, приспешник сатаны, мерзкий клеветник, в моем доме, в моем трактире, позволяет себе вольности по отношению к моей девочке! Вон отсюда, негодяй, покуда я не вышвырнул тебя на улицу пинком под зад!
— Сжальтесь, мессир, сжальтесь над моим бедным задом и моими штанами! Они настолько изношены, что ваша августейшая нога может одним неловким движением обнаружить зрелище, недостойное дамского взора.
— Убирайся вон, наглец, грызущий ногти бумагомарака! Ты позоришь мой трактир драной одеждой и шляпой ярмарочного фигляра.
Тогда незнакомец, продолжая корчить рожи, смеясь и держась обеими руками за ту заднюю часть тела, которой угрожала опасность, бросился к двери на улицу. На пороге он показал хозяину нос и исчез. Анжелика несколько смущенно сказала:
— Этот тип ворвался в комнату, и я не могла от него избавиться.
— Хм-м! — проворчал ротисье. — А мне показалось, что ты была вполне довольна. Потише, красавица, не спорь! Я не на это разозлился. Немного ласки только на пользу хорошенькой девушке. Но если честно, Анжелика, ты меня разочаровываешь. Разве в наше заведение не приходят достойные мужчины? Почему из всех надо было выбрать именно этого памфлетиста?
У фаворитки короля мадемуазель де Лавальер был слишком большой рот. Она немного хромала. Утверждали, что этот недостаток придает ей особую пикантность и не мешает восхитительно танцевать, но факт оставался фактом: она хромала.
У нее почти не было груди. Лавальер сравнивали с Дианой, говорили о привлекательности андрогинных существ, но факт оставался фактом: у нее была плоская грудь. Ее кожа была слишком сухой. Слезы, вызванные многочисленными изменами короля, оскорблениями придворных, угрызениями совести, заполняли ее глаза. Она стала худой, как щепка. К тому же после второй беременности она страдала от интимного недуга, в детали которого был посвящен лишь Людовик XIV. Но знал о них и Грязный Поэт.
И вот, обо всех тайных и явных бедах и обо всех физических недостатках фаворитки Клод Ле Пти написал остроумнейший памфлет, но настолько злой и непристойный, что даже наименее целомудренные горожане не осмеливались показывать его своим женам, которые посылали за стихами своих служанок.
Именно так начинался тот памфлет.
Листы с пасквилями встречались в Париже повсюду: в особняке Бирон, где жила Луиза де Лавальер, в Лувре и даже в покоях королевы, которая, прочитав описание соперницы, впервые за долгое время рассмеялась и потерла от радости маленькие ручки.
Оскорбленная, умирающая от стыда мадемуазель де Лавальер бросилась в первый попавшийся экипаж и приказала отвезти ее в монастырь Шайо, чтобы принять постриг.
Но король приказал ей вернуться ко двору.