— Я не отдавал приказа о наложении ареста на ваше личное имущество. Более того, я лично распорядился оставить мадам де Пейрак на свободе и никак ее не притеснять.

— Я бесконечно признательна Вашему Величеству за внимание, проявленное ко мне, — произнесла с поклоном Анжелика. — Но личного имущества у меня нет, и, поскольку я спешила в Париж с намерением узнать, что случилось с моим супругом, я захватила с собой лишь необходимые вещи и немного драгоценностей. Но я здесь не для того, чтобы жаловаться на свое бедственное положение, сир. Моя единственная забота — судьба моего мужа.

И она умолкла, сжимая губы, чтобы из нее не вырвался поток вопросов: «За что вы арестовали его? В чем вы его обвиняете? Когда вы мне его вернете?»

Людовик XIV глядел на нее с нескрываемым любопытством.

— Мадам, правильно ли я вас понял, что вы, такая красавица, действительно влюблены в своего хромоногого супруга?

Презрительный тон монарха поразил Анжелику в самое сердце, словно удар кинжала. Она испытала страшную боль. В ее глазах вспыхнуло негодование.

— Как можете вы говорить такое? — с жаром воскликнула она. — Ведь вы слышали его, сир! Вы слышали Золотой голос королевства!

— Действительно, перед обаянием его голоса трудно устоять.

Он подошел ближе и вкрадчиво произнес:

— Совершенно ясно, что ваш муж имеет власть околдовывать всех женщин, даже самых холодных. Мне говорили, что этот господин так гордился своим искусством, что в своем тщеславии дошел до того, что принялся ему обучать в школе, назвав ее «Суд любви», где царило самое постыдное распутство.

«Не более постыдное, чем то, что царит у вас в Лувре», — едва не вырвалось у Анжелики.

Она удержала себя в руках.

— Вашему Величеству превратно передали смысл этих светских собраний. Мой муж хотел возродить у себя в Отеле Веселой Науки средневековые традиции провансальских трубадуров, которые культивировали галантность по отношению к дамам. Конечно, там велись и легкомысленные беседы, ведь речь шла о любви, но благопристойность всегда была соблюдена.

— И вы не испытывали ревности, глядя на то, как столь любимый вами муж предается разврату?

— Я никогда не замечала, чтобы он предавался разврату в том смысле, который вкладываете в это слово вы, сир. Традиции трубадуров учат хранить верность одной-единственной даме, будь то законная супруга или возлюбленная. А его избранницей была я.

— Однако вы долго не могли смириться с подобным выбором. Почему отвращение, которое вы испытывали поначалу, внезапно превратилось в страстную любовь?

— Вижу, Ваше Величество интересуются и самыми интимными деталями жизни подданных, — на этот раз Анжелике не удалось скрыть иронические нотки в голосе.

Все в ней клокотало от бешенства, с ее губ готовы были сорваться хлесткие слова, упреки вроде «А что, в отчетах, которые вам приносят каждое утро шпионы, говорится, сколько раз за ночь знатные особы вашего королевства занимаются любовью?»

Ей стоило неимоверных усилий сдержаться, и она опустила голову, чтобы выражение лица не выдало ее чувств.

— Вы не ответили на мой вопрос, мадам, — ледяным тоном произнес король.

Анжелика провела ладонью по лбу.

— Почему я полюбила этого человека? — прошептала она. — Несомненно, потому, что он обладает всеми качествами, необходимыми для того, чтобы женщина была счастлива стать рабыней подобного мужчины.

— Так вы признаете, что ваш муж вас околдовал?

— Сир, уже пять лет мы живем под одной крышей. Я готова поклясться на Библии, что он не маг и не колдун.

— Вам известно, что его обвиняют именно в колдовстве?

Она молча кивнула.

— Речь не только о странном воздействии, которое он оказывает на женщин, но и о подозрительном происхождении его огромного состояния. Говорят, он узнал секрет трансмутации[8], заключив договор с дьяволом.

— Сир, пусть мой супруг предстанет перед судом, и он без труда докажет, что пострадал из-за ложных идей алхимиков, упорно придерживающихся средневековых взглядов, которые в наши дни приносят скорее вред, чем пользу.

Король немного оттаял.

— Признайте, мадам, что ни вы, ни я — не знатоки алхимии. Однако вынужден заметить, что сделанные вами объяснения по поводу дьявольских ухищрений господина де Пейрака несколько туманны и нуждаются в уточнении.

Анжелика сдержала вздох облегчения.

— Я счастлива, сир, услышать от вас слова, исполненные такого милосердия и сострадания!