Луна медленно клонилась к горизонту.

Родогон и Весельчак грызлись, как бешеные псы. Удары следовали один за другим. Они оба были одинаково сильны. Внезапно у всех вырвался крик изумления.

Египтянин исчез, как по волшебству. Нищих охватил панический ужас перед чудесным исчезновением, хоть большинство из них и были самыми отъявленными безбожниками. Но тут все услышали, как Родогон зовет на помощь. Ударом кулака Весельчак отправил его в одну из огромных братских могил. Египтянин пришел в себя среди трупов и теперь умолял вытащить его.

Те, кто стоял ближе к яме, зашлись в гомерическом смехе, а вслед за ними расхохотались и остальные. Ремесленники и рабочие с соседних улиц, холодея от ужаса, слушали дьявольский хохот, сменивший шум жестокой потасовки. Женщины у окон осеняли себя крестом.

Вдруг церковный колокол серебряным голосом стал вызванивать к заутрене. Сброд на кладбище ответил залпом ругательств и проклятий, а в это время в предрассветном сумраке начали переговариваться между собой и другие колокола. Наступила пора нищим убираться восвояси. Подобно совам и демонам, что бегут от дневного света, они потянулись с кладбища Невинных через проломы в ограде.

И вот посреди грязи и смрада, в бледно-розовом свете зари, словно подкрашенном каплями крови, перед Анжеликой, смеясь, вырос Весельчак.

— Она твоя, — произнес Великий Кесарь.

Анжелика рванулась и снова помчалась к ограде. Но те же сильные руки вновь схватили ее. Тряпичный кляп душил ее. Она еще какое-то время отбивалась, но потом потеряла сознание.

— НИЧЕГО не бойся, — сказал Весельчак. Он сидел перед ней на табурете, положив огромные руки на колени. Пламя свечи, стоявшей на полу в красивом серебряном подсвечнике, спорило с робким дневным светом.

Анжелика пошевелилась и поняла, что лежит на какой-то убогой постели, устроенной из множества плащей всевозможных цветов и самых разных тканей. Тут была и роскошная бархатная накидка, расшитая золотом — такие носят молодые дворяне, когда отправляются бренчать на гитаре под окном возлюбленной; а были плащи из грубой бумазеи, удобная одежда для путешественников или торговцев…

— Не бойся ничего… Анжелика, — повторил бандит.

Она подняла на него широко раскрытые глаза. Она не понимала, что происходит: бандит говорил на родном диалекте Пуату!

Мужчина поднес руку к лицу и резким движением сдернул с щеки безобразный нарост. Анжелика не смогла сдержать испуганного крика, но он уже откинул в сторону грязную войлочную шляпу, вместе с ней — седой всклокоченный парик и, наконец, снял черную повязку с глаза.

Теперь Анжелика видела перед собой молодого человека с грубыми чертами лица и короткими вьющимися черными волосами над высоким лбом. Глубоко сидящие карие глаза под густыми бровями смотрели на нее в упор, и в них читалось беспокойство.

Анжелика поднесла руку к горлу: у нее перехватило дыхание. Она бы закричала, но не смогла. Наконец одними губами, как глухой, который не слышит собственного голоса, она произнесла:

— Ни… ко… ля.

Губы мужчины растянулись в улыбке.

— Да, это я. Ты меня узнала?

Она поглядела на бесформенную кучку вещей на полу у табурета: парик, черная повязка…

— Так… это тебя называют Весельчаком?

Он выпрямился и стукнул себя могучим кулаком в грудь так, что она загудела, как барабан.

— Да! Я — Весельчак, знаменитый вор с Нового моста. Я многого добился с тех пор, как мы с тобой виделись в последний раз, что скажешь?

Она смотрела на него, по-прежнему лежа среди поношенных плащей, не в силах даже пошевельнуться. Густой, как дым, туман медленными