— Отвратительный дуализм!

Архиепископ пребывал в сильном волнении… Он буквально дрожал от гнева.

— Не пугает ли вас, мадам, столь мрачная религия?

— Конечно, я разделяю ваше мнение, монсеньор. Наш мир несовершенен, и я это признаю, но, видя красоту цветов, как можно вообразить, будто их создал дьявол?!.

Несколько мгновений епископ молчал.

— Превосходный аргумент, способный смутить множество заблудших душ, — заметил он.

Но про себя каждый подумал, что этот довод не из тех, которые приводили жестокие инквизиторы тринадцатого века. Анжелика хранила молчание, предпочитая оставить последнее слово за архиепископом. Он вновь заговорил:

— Что же касается ваших впечатлений, будто вы оказались на чужой земле, будучи всего в нескольких лье от Тулузы, то это, как вы, верно, знаете, особенность наших краев, разнообразие и многоликость которых проявляются как в различии пейзажа, так и в истории их прошлого. Каждый край — маленькая нация, ревностно хранящая свое своеобразие. Только язык нас объединяет… Но даже в нем произношения не всегда совпадают.

На протяжении всего разговора Анжелику не покидало убеждение, что у сегодняшнего визита архиепископа была совсем иная цель, нежели та, о которой он поведал.

Наконец он решился.

— Дитя мое, размышляли ли вы в тайниках своей совести об обязательствах, принятых вами в отношении тех просьб, с которыми я к вам обратился по долгу пастыря людских душ?

Но так как Анжелика смотрела на него с непониманием, продолжил:

— Вспомните… Вы обязаны использовать все ваше влияние, чтобы убедить вашего супруга прийти — я не могу сказать вернуться, ибо слишком давно он покинул материнское лоно Церкви — прийти, заявляю я, и стать верной опорой религии, в которой он был крещен и которую призван защищать согласно тому господствующему положению, которое он приобрел в нашем городе. Ибо «Благородная задача для христианской супруги…»[94]

Анжелика сидела в кресле очень прямо, скрестив руки на коленях, как и положено даме, беседующей с высокопоставленным духовным лицом.

— Монсеньор, — ответила она после недолгого размышления, — я помню, как во время вашего последнего визита вы отзывались о графе де Пейраке как о человеке, который наделен всяческими талантами, признан учеными всего мира и который в поисках знаний объехал весь свет, снискав дружбу встреченных там королей и принцев. Кроме того, мне показалось, что вы отдаете должное, хоть и не без сожаления, энергии и упорству, которые присущи всем его начинаниям и которым ему достает мужества не изменить, не достигнув желаемого.

Архиепископ слушал Анжелику, мрачнея все больше. Те слова, которые она недавно произнесла о цветах, разрастались в его сознании, словно круги на поверхности пруда, превращаясь в теологические умозаключения и выводы. Он был в смятении. Разочарование охватывало его, то и дело сменяясь мыслями о новых проповедях. Он всегда полагал, что чем более женщина красива и соблазнительна, тем более она наивна и легко управляема. Красота не нуждается в хитрости и уловках, чтобы ее приняли, и при умелом руководстве оказывается наиболее безоружной. Он сделал ставку на молодую и очаровательную графиню, чтобы побольше узнать о безумных разгулах во дворце Веселой Науки.

И теперь вынужден признать очевидное: он не смог составить правильного мнения о мадам де Пейрак. То, с каким совершенством она сумела скрыть свои сокровенные мысли и тайны от него, столь опытного в уловках человеческого, а особенно женского сознания пастыря, приводило его в замешательство.

— Да, конечно, — продолжала Анжелика, — благодаря великодушию моего отца я смогла получить достойное образование в монастыре урсулинок в Пуатье. Но вы и вправду верите, монсеньор, что я могу иметь хоть какое-нибудь влияние на человека столь обширных знаний и с таким характером, как у мессира де Пейрака?..

Проницательный прелат остался непреклонен и, улыбнувшись холодной улыбкой, способной обречь на муки даже самых закоренелых грешников, ответил:

— Да, я действительно верю в это. Если появится такая возможность, мадам, объясните графу де Пейраку, что ему недостает осторожности.

Не раз во время беседы, которая, к счастью, была недолгой, Анжелика бессознательно оборачивалась к двери, понимая, что страстно желает увидеть мужа, увидеть, как он входит с насмешливой улыбкой на губах, блеск которой подобен лезвию шпаги, занесенной в решающем ударе.

Пусть он неосторожен. Но зато он силен и свободен. Когда же он наконец вернется?