— Вы изготавливали сулему или купорос? — спросила Анжелика, которой эти слова показались смутно знакомыми.

— Да, и это доказало мне всю несостоятельность алхимии, так как из сулемы я могу получить по желанию либо ртуть (по-другому, «живое серебро»), либо ртуть желтую и красную[73], а их, в свою очередь, опять сделать «живым серебром». А первоначальный вес ртути не только не увеличится, но, напротив, уменьшится из-за испарения. Также, используя определенные способы, я могу извлечь серебро из свинца и золото из некоторых руд, которые сначала кажутся пустыми. Но если бы я над входом моей лаборатории написал девиз «Ничто не исчезает, ничто не создается из ничего», то мою философию посчитали бы слишком дерзкой и даже противоречащей духу Книги Бытия.

— Не это ли один из способов доставлять в Аржантьер слитки мексиканского золота, купленного в Лондоне?

— Вы весьма проницательны, а вот Молин слишком болтлив. Но не важно! Если он говорил об этом, значит, уверен в вас. Да, испанские слитки можно расплавить на кузнечном горне с пиритом или галенитом. Тогда слитки становятся чем-то вроде серо-черного каменистого штейна, и даже самый придирчивый из таможенников ничего не заподозрит. Именно этот штейн и перевозят мулы вашего отца из Англии в Пуату, из Испании в Тулузу, где я или Фриц Хауэр снова превращаем все в прекрасное сверкающее золото.

— Но это же контрабанда, — сказала Анжелика довольно резко.

— Вы очаровательны, когда так говорите. Эта контрабанда нисколько не вредит ни королевству, ни собственно Его Величеству, а меня делает богатым. Впрочем, скоро я верну Фрица Хауэра, чтобы начать разработку золотого рудника, который я открыл у деревушки Сальсинь в окрестностях Нарбона[74]. Тогда с золотом, добытым там, и серебром из Пуату у нас не будет больше нужды ни в драгоценных металлах из Америки, ни в этой контрабанде, как вы ее называете.

— Почему вы не попытались заинтересовать короля своими открытиями? Возможно, во Франции есть другие земли, которые можно использовать, как это делаете вы, и король был бы вам благодарен.

— Монарх далеко, моя красавица, а я не придворный. Только люди такого склада могут приобрести некоторое влияние на судьбы королевства. Монсеньор Мазарини предан короне, я не отрицаю этого, но прежде всего он плетет интриги во многих странах.

Жоффрей замолчал. Очевидно, эта тема не интересовала его, или же он просто предпочитал не говорить о ней.

Жара усилилась, и вдруг город задрожал от колокольного звона, призывавшего на молитву Богородице. Молодая женщина набожно перекрестилась и прошептала молитву в честь Девы Марии. Колокольный звон еще гремел, и какое-то время Анжелика и ее муж, который стоял у открытого окна, не могли обменяться ни словом. Они молчали, и эта близость, которая зарождалась между ними, глубоко волновала Анжелику.

«Его присутствие мне не только приятно, я почти счастлива», — думала она с удивлением…

Как и во время визита архиепископа, Анжелика чувствовала его взгляд на своем затылке.

— Нет, моя дорогая, я не волшебник, — прошептал он. — Возможно, природа наделила меня некоторыми талантами, но главное, я хотел учиться. Ты понимаешь? — говорил он ласковым голосом, который очаровывал ее. — Я жаждал познать все самое трудное: науки, языки, а также женское сердце. Я с наслаждением разгадывал эту прекрасную тайну. Кажется, что в глазах женщины ничего нет, а там — целый мир. Или представляешь себе вселенную, а на самом деле там пустота… только погремушка. Что скрывают твои зеленые глаза, которые вызывают в памяти безмятежные луга и бурные океаны?

Анжелика услышала движение, и роскошные черные волосы скользнули по ее обнаженному плечу, словно нежный мягкий мех. Она вздрогнула, когда губы Жоффрея коснулись ее шеи — хотя бессознательно ждала этого. Закрыв глаза, она наслаждалась долгим жарким поцелуем, сознавая, что час ее поражения близок. Тогда, дрожащая, еще строптивая, но уже покоренная, она придет, как приходили другие, в объятия этого загадочного мужчины.

Истеричный смех взорвал тишину пустынной галереи. Анжелика остановилась и осмотрелась. Смех продолжался: он то поднимался до самых высоких нот, то падал, напоминая рыдание, чтобы затем вновь взлететь еще выше. Смеялась женщина. Анжелика ее не видела. В эти знойные часы крыло дворца, где она находилась, было пустынным. Невыносимая жара повергла в оцепенение отель Веселой Науки, пажи уснули прямо на лестницах. Вечером устраивали грандиозный прием в садах. Последние приготовления были окончены, и теперь обитатели дворца нуждались лишь в нескольких часах отдыха, чтобы набраться сил.

Анжелика не разделяла всеобщей любви к сиесте и отправилась еще раз осмотреть свой дом.

Ей пришлось обойти лестницу и дремлющих там пажей. Анжелика никак не могла избавиться от ощущения, будто ей не позволено вторгаться на верхние этажи. Настанет день, когда она осмелится встретиться с тайной лицом к лицу и бесстрашно поднимется наверх, а пока она не до конца изучила даже первый этаж. Бесконечные парадные залы и кулуары дворца чередовались с ажурными лоджиями, сквозь огромные окна и люкарны[75] которых был виден город с высокими колокольнями на фоне лазурного неба и широкими красными набережными вдоль берега Гаронны.