Так в воспоминаниях о России проходило вечернее чаепитие у Антона Павловича в Ницце. Он норовил его затянуть, но д-р Вальтер не позволял ему поздно ложиться спать.

Приблизительно около десяти часов где-то по соседству кричал осел, и каждый раз, несмотря на то, что мы знали об этом, так громко и неожиданно, что Антон Павлович начинал смеяться. Ослиный крик стал считаться сигналом \372\ к окончанию нашей вечерней беседы. Д-р Вальтер и я желали Антону Павловичу покойной ночи и уходили. Помню одно исключение - встречу Нового 98 года - ровно в полночь.

Весной 98 года Антон Павлович приехал в Париж. Максим Максимович Ковалевский и я встретили его на вокзале. Приехал бодрый и веселый. Нашу небольшую компанию русских художниц раскритиковал:

- Живете как на Ваганькове! Скучно, нельзя же все только работать, надо развлекаться, ходить по театрам. Непременно посмотрите в Folies bergeres новую пьесу, очень смешная: "Nouveau jeu", - и несколько позже спросил: Послушались, посмотрели смешную пьесу?

Чехов говорил, что "Кармен" самая любимая его опера. Цирк он тоже очень любил. Осенью 98 г. перед отъездом из Москвы он пригласил меня пойти в цирк с ним и Алексеем Сергеевичем Сувориным.

В цирке я скоро устала и захотела уйти одна, но мои спутники решили тоже уйти. Была чудесная звездная ночь, после жары и духоты в цирке дышалось легко. Я выразила свое удовольствие по этому поводу, и Антон Павлович сказал:

- Так легко, наверно, дышится человеку, который выходит из консистории, где он только что развелся! \373\

К.С.СТАНИСЛАВСКИЙ

А.П.ЧЕХОВ В ХУДОЖЕСТВЕННОМ ТЕАТРЕ

(ВОСПОМИНАНИЯ)

Печатается по изданию 1960 года, стр. 371.

. . . \417\

В.В.ЛУЖСКИЙ

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ

Печатается по изданию 1960 года, стр. 439.

. . . \421\

В.И.КАЧАЛОВ

(ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ)

Когда Антон Павлович хвалил актера, то иногда делал это так, что оставалось одно недоумение.

Так он похвалил меня за "Три сестры".

- Чудесно, чудесно играете Тузенбаха... чудесно... - повторил он убежденно это слово. И я было уже обрадовался. А помолчав несколько минут, добавил так же убежденно:

- Вот еще N{1} тоже очень хорошо играет в "Мещанах".

Но как раз эту роль N играл из рук вон плохо. Он был слишком стар для такой молодой, бодрой роли, и она ему совершенно не удалась.

Так и до сих пор не знаю, понравился я ему в Тузенбахе или нет{2}.

А когда я играл Вершинина{3}, он сказал:

- Хорошо, очень хорошо. Только козыряете не так, не как полковник. Вы козыряете, как поручик. Надо солиднее это делать, поувереннее...

И, кажется, больше ничего не сказал.

Я репетировал Тригорина в "Чайке"{4}. И вот Антон Павлович сам приглашает меня поговорить о роли. Я с трепетом иду.

- Знаете, - начал Антон Павлович, - удочки должны быть, знаете, такие самодельные, искривленные. Он же сам их перочинным ножиком делает... Сигара хорошая... Может быть, она даже и не очень хорошая, но непременно в серебряной бумажке...

Потом помолчал, подумал и сказал:

- А главное, удочки...

И замолчал. Я начал приставать к нему, как вести то или иное место в пьесе. Он похмыкал и сказал: \422\

- Хм... да не знаю же, ну как - как следует.

Я не отставал с расспросами.

- Вот, знаете, - начал он, видя мою настойчивость, - вот когда он, Тригорин, пьет водку с Машей, я бы непременно так сделал, непременно. - И при этом он встал, поправил жилет и неуклюже раза два покряхтел. - Вот так, знаете, я бы непременно так сделал. Когда долго сидишь, всегда хочется так сделать...

- Ну, как же все-таки играть такую трудную роль, - не унимался я.

Тут он даже как будто немножко разозлился.

- Больше же ничего, там же все написано, - сказал он.