приближались к Редтауну, который покинули девять часов назад, с другой стороны.

Лилиан вышла к Клерфэ. Она обеими руками прижимала к груди уродливый кубок, ослепительно сиявший в лучах взошедшего солнца. Лицо ее было усталым и ошеломленным. Она пришла в Редтаун второй, уступив только Иммерту, единственному марсианину среди водителей кораблей и признанному фавориту. Пресса и так баловала своим вниманием единственную девушку среди профессиональных гонщиков, но теперь Лилиан предстояло вдохнуть фимиам триумфа полной грудью.

— Баленсиаг и Диор передерутся за право шить тебе костюм для следующих гонок, — улыбаясь, сказал Клерфэ.

Лилиан устало улыбнулась в ответ. Клерфэ нашел единственно верные слова.

— Заглянем в ангар, к моему кораблю, — сказала она. — И потом пойдем домой.

Клерфэ кивнул. Они направились в огромный серебристый ангар, где корабли приводили в порядок после гонок — заменяли колеса, оси и, конечно же, мыли в теплой воде со специальным средством, сделанным из отложений мертвых морей. Корабль Лилиан как раз спускали в бассейн, где его ждала стая мальчишек-автомойщиков с мягкими мочалками в руках. Девушка успела похлопать по его заляпанному красной глиной боку, и острый нос плавно разрезал пушистую пену.

Лилиан зевнула. Клерфэ стоял рядом, держа в руках тяжелый кубок. К нему прилагался солидный денежный приз, что, впрочем, не отменяло очередного визита к дяде Гастону. Дядя Лилиан, по ее рассказам, был страшно скуп. И хотя отказать племяннице, совершеннолетней и дееспособной, в ее праве тратить деньги как ей хочется он не мог, страдал от этого неимоверно.

— Пойдем, — сказала она. — Я тоже хочу принять ванну. Мы умчались из этого маленького провинциального городишки и вернулись к тем же гаражам, кафе и лавчонкам. Вернулись туда, откуда умчались, презрев смерть. Целую ночь мы неслись вперед как одержимые. Сейчас меня просто валит с ног ужасающая усталость. Я покрыта коркой грязи и скоро окаменею, словно узрела воочию Медузу Горгону. Но мы сделали это. Мы мчались вперед, охваченные диким порывом, как будто на карту было поставлено всё самое важное на свете. И в конце концов мы снова вернулись в уродливый провинциальный городишко, из которого уехали. Из Редтауна в Редтаун! Разве можно представить себе более выразительный символ бессмысленности?

— Более чем удивительные речи для человека, занявшего второе место на пьедестале этой символической бессмысленности, — заметил Клерфэ.

Лилиан хотела ему ответить, но ее взгляд скользнул куда-то за спину Клерфэ. Выражение ее лица изменилось. Клерфэ обернулся. К ним, неслышимый в грохоте помывочных агрегатов, приблизился Иммерту. Клерфэ непроизвольно напрягся, глядя в желтые, как у кошки, глаза марсианина. Но его смуглое лицо ничего не выражало, словно и сейчас на нем была золотая маска.

— Ничего удивительного, — сказал Иммерту. — Только человек, думающий так, может выиграть эту гонку.

Он подошел к Лилиан, плавно опустился на одно колено, взял ее кисть в свою и коснулся губами ее руки — грязной, потной и замызганной грязью. Затем так же спокойно поднялся и направился прочь. Клерфэ окликнул его.

— Что вы, собственно, хотели этим сказать? — спросил Клерфэ.

Высокий марсианин смерил его взглядом.

— Я изучил вашу культуру жестов, и я выразил именно то, что хотел, — ответил Иммерту.

Лилиан улыбнулась.

— Преклонение? Восхищение? — уточнил Клерфэ.

— Да, — кивнул марсианин. — Она — идеальный кормчий. Есть старая легенда, где говорится о том, что если корабль находил своего кормчего, он мог не только катиться по земле, но и летать в небесах.

Лилиан засмеялась и обняла Иммерту:

— Я рада, что вы не сердитесь.

Марсианин улыбнулся и ничего не ответил.

Каждый круг был лишь немногим больше трех километров. Но трасса проходила по улицам Алюминиум-Сити, как раз по центру города, обегала гавань, шла по холму, на котором стояло казино, и сворачивала обратно. Во многих местах ширины шоссе еле хватало для обгона, дорога почти сплошь состояла из виражей, двойных виражей, поворотов в форме шпильки и поворотов под острым углом. Надо было проехать сто таких кругов — свыше трехсот километров, а это значило, что водитель корабля должен десятки тысяч раз переключать скорости, растопыривая пальцы на твердых лепестках штурвала, тормозить, трогаться с места, снова переключать скорости, тормозить и снова трогаться.

— Настоящая карусель, — смеясь, сказала Лилиан Клерфэ. — Хуже, чем гонка в каналах под дождем. Там, по крайней мере, мы всё время двигались по прямой или по широкой дуге.

Тренер что-то крикнул.

— Уже начинается, — сказал Клерфэ.

Он помог Лилиан застегнуть у горла белый комбинезон. Затем вынул из кармана кусочек дерева и похлопал им сперва по машине, а потом себя по руке.

— Готово? — крикнул тренер.