монастырь.
Впрочем, впереди читателей ждет еще более увлекательная метаморфоза. Оказывается, Григорий Орлов и был настоящим похитителем настоящей же княжны Таракановой, а все, что вытворял в Ливорно его брат, – так, шуточки, проба пера. Справедливости ради скажем, что подобная версия действительно промелькнула в исторической литературе, однако не нашла сторонников, поскольку строилась на в высшей степени странном рассуждении – раз Орлов с женой недолго пробыл в первой заграничной поездке, значит, именно он и украл дочь Елизаветы Петровны и Алексея Разумовского. Реальность существования этой дочери, естественно, в расчет не принималась. Зато после похищения Григория замучила совесть, и в конце концов он покончил жизнь самоубийством, как живописно и повествует о том Радзинский.
Дорогой читатель, ты не устал? Я очень устала от бесконечного вранья. Кажется, стоит перейти к заключительной фазе нашего рассказа.
СТРАШЕН ИЛИ СМЕШОН РАДЗИНСКИЙ?
В мои школьные годы была такая тема сочинения по литературе: «Страшен или смешон Молчалин?» И естественно ученик должен был из кожи вон вылезти, чтоб доказать: страшен, ох как страшен. В современной российской художественной исторической литературе профессионалов мало. Сочетать бойкое перо с обширными знаниями – задача трудная. Поэтому, так или иначе, ошибки встречаются в любом историческом романе или популярной книге. Даты, имена, события безбожно перевираются. Ну и что?
Вспомните Дюма, поместившего Ливерпуль в глубь Англии. Вспомните Льва Тостого, наделавшего в «Войне и мире» столько исторических ляпов, что на него ополчились доживавшие свой век ветераны Бородина. Этот список можно продолжить самыми яркими именами отечественной и зарубежной классики. Пушкин, Мережковский, Алексей Толстой… Кто же без греха?
Кроме того, существует право автора изображать художественную реальность так, как он ее видит. Роман – не монография. Так почему же мы накинулись на Радзинского?
Каждый писатель вводит читателя в созданный им мир, и мир этот, естественно, отличается от реального, поскольку является как бы продолжением внутреннего мира самого автора. Уже по одной этой причине читатель скользит между обманчивыми образами. Миражи, создаваемые писательским гением, в полной мере несут на себе печать души автора, поскольку художник творит мир из самого себя. И здесь уже не скрыть ни недостатка таланта, ни недостатка образования.
Когда В.С. Пикуль выступил со своими романами, многие профессиональные историки ополчились на него, как ветераны на Толстого. Как это, говорили они, императрица кричит Александру III: «Сашка! Брось бутылку!». Они же не на коммунальной кухне! Все верно, но как бы писатель ни старался «начитать» знания об эпохе, внутренний уровень его культуры все равно прорвется в чисто бытовых деталях. Выходило что-то вроде народных сказок, когда рассказчик описывает жизнь царей в меру своих представлений о богатстве и власти: кругом зеркала, во всех углах мебель магазинна, а на царе-батюшке золотые лапти и бархатные обмотки. Такое искажение исторической реальности мы назовем «доброкачественным», как опухоль бывает двух видов – доброкачественная и недоброкачественная. Писатель сам находится в заблуждении и, не обладая знаниями, вводит в то же заблуждение и читателя.
Но есть совсем другой род писательского обмана – «недоброкачественный». Автор – достаточно грамотный, получивший, как Радзинский, вполне приличное историческое образование в Московском историко-архивном институте. А пишет… Ну сами видели, что пишет. Здесь речь идет уже не о недостатке знаний, а о сознательном отсеве фактов, не укладывающихся в создаваемую автором картину прошлого. Я не считаю себя вправе требовать от писателя соблюдать научную точность в художественном произведении, но я считаю себя вправе показать, где и как он отсеивает факты. Пусть читатель сам судит, что за картина получается с этими фактами и без них.
Особый интерес вызывает образный ряд «Княжны Таракановой». Ведь книга Радзинского не только и не столько о конкретных героях, сколько о человеческой подлости вообще. Подл Орлов, предающий любимую женщину в руки врагов, подла Екатерина II, с наслаждением играющая судьбами других людей. Даже княжна Тараканова, которой автор сочувствует, и та до нельзя подла по отношению к любящим ее людям. Честный князь Вяземский не имеет своего лица, а значит, в критический момент тоже может сподличать. Добрый князь Голицын, жалеющий больную Тараканову, несмотря на свое сочувствие, выполнит любой, самый жестокий приказ императрицы, даже вздернет беременную арестантку на дыбу.
