толстые, словно поленья, руки викинга свидетельствовали о недюжинной силе.

Вместе с тем его ночной гость был из знатных, потому что пальцы его обеих рук украшали богатые перстни. По роду занятий Торвильд знал толк в камушках.

Незнакомец почти ничего не ел, но пил он много, ничуть не хмелея.

— Где ты был прошлой ночью? — наконец осмелился спросить кузнец, видя, что гость сыт. — В долине Медальдаль. — Ну, уж этого никак не может быть. Видать, ты, незнакомец, большой шутник! Ведь до нее неделя пути. — Может быть, но у меня хороший конь, — возразил ему резонно гость. — Тогда твоему коню пришлось бы лететь! — захохотал Торвильд. — Я ему то же самое говорил! — весело заметил странник, ничуть не обидевшись.

Выпили. Стукнули кружки. Выпили еще. Тут вернулся Инегельд, который, наконец, управился с чудесным скакуном и теперь во все глаза уставился на ночного гостя.

Кузнец поманил хлопца к себе, тот, видя, что хозяин изрядно пьян, с опаской подошел поближе. — Так, значит, ты у нас Инегельд? — погладил Торвильд мальчугана по голове- Имя-то странное? — Обычное имя. Варяжское! — уточнил гость. — И откуда ты все знаешь? Может, ведаешь, кто его родичи? — Отца твоего хлопца звали Рангвальдом, а мать — Ольгою. Была она поляницей, стала женою верною. — Инегельд Рангвальдсон?! Звучит… — молвил кузнец и уронил голову на стол. Внимательно поглядев на спящего выпивоху, незнакомец вдруг усадил мальчика к себе на колено и, взяв за тонкие ручонки, сказал то ли Инегельду, то ли себе:

— Ну что, хелги? Пора начинать все сначала. Поедешь со мной? — Поеду! — улыбнулся ему ребенок. Утром ковалось Торвальду из рук вон плохо, подковы же получились такими громадными, каких никто еще не видывал. Да и нужно-то было четыре подковы, а вышло целых восемь. Когда же кузнец их примерил, то они оказались коню как раз в пору. Чудеса, да и только! — Пожалуй, я поверю, что с эдакими копытами он обставит любого скакуна.

Но откуда ж ты приехал, незнакомец, и куда держишь путь? — Явился я с севера и пока гостил тут, в Норвегии, но думаю податься ныне обратно в Свейскую державу, а оттуда — в Хольмгард. Я много ходил морем, но теперь снова надо привыкать к коню. Тебе он нравится? — Я не смыслю в хороших лошадях. — Слушай, хозяин! Мне подходит твой мальчуган. Я забираю его. — Как это так! Забираешь? — Хорошо.

Назови свою цену. Я готов купить этого хлопца. — Видишь ли, человек я неразумный да неученый. Если Инегельд и вправду готов тебе служить, то ничего я с тебя не возьму, грех наживаться на убогом. Хоть на старости лет трудно мне станет без молодого-то помощника. — Молодец, Торвальд! — похвалил одноглазый, снимая с указательного пальца золотой перстень с изумрудом. — Думаю, это немного скрасит твое вынужденное одиночество. Ну, зови мальчишку!

Сияющий Инегельд вскоре занял место впереди незнакомца, крепко держась хрупкими пальчиками за повод. Конь укоризненно посмотрел на людей непостижимо голубыми добрыми глазами. — Не притворяйся, старина, что тебе тяжело. Все равно не поверю, усмехнулся наездник. — Где же ты собираешься быть к вечеру? — спросил кузнец, хотя думал вовсе о другом. Он-то приметил, что ночной гость странно поседел к утру, только виду не подал. — Мне нужно на восток, я буду в Спармерке, не успеет и стемнеть, — ответил Седобородый. — Это уж верное хвастовство, потому что туда и за семь дней не добраться… — возразил Торвальд чудаковатому гостю. — Да, чуть не забыл! Как зовут тебя?

Потому, явись отец или мать ребенка, мне придется им все рассказать. — Слышал ли ты об Одине? — Еще бы, его у нас старики часто поминают. — Теперь ты можешь его видеть. И если снова мне не веришь — смотри! Вперед, Слейпнир! Вперед!

Торвильд только рот открыл, когда его гость пришпорил коня, и Слейпнир перелетел через ограду, даже не задев ее. Между прочим, колья в той ограде были восеми локтей в высоту. — А о родителях мальчика не беспокойся. Их больше нет среди живых, уж мне ли это не знать! — услышал кузнец сквозь грохот копыт. — Прощай, Торвильд! — вторил Одину чистый детский голос».

— Больше кузнец их не видел, — завершил Влас небылицу. — С тех пор многие рассказывали эту историю, и всяк по-своему, но все происходило именно так, а не иначе. — Хорошая сказка! Спасибо! — молвил парень, — Одного я лишь не понял. — Чего ж тут непонятного? — удивилась Хозяйка. — Да, кто таков этот Один? — Уф! — выдохнул Влас.

— Что-то вороны раскричались? — молвил Василий, указав водчему на двух крупных и черных, как смоль, птиц. — Не к добру это! Видать, опять каратели облаву затеяли. 

— Не боись! Прорвемся. Я все тропы знаю! Только, поспевай! Влас ускорил шаг и теперь сержанту приходилось за ним бежать, что не особенно удобно в лесу, полном глубокого снега. 

— А про воронов — люди брешут. Они — птицы в хозяйстве полезные. Иной раз и присоветовать что умное могут. Да, кстати, чуть не забыл! — Влас протянул парню небольшой сверток. 

— Что это? 

— Да, твой дружок просил матери его передать. Так, не поленись, съезди к ней. Воля умирающего и для меня — закон! 

— Зинченко? — изумился Василий. 

— Он самый. Постучал под вечер. И говорит — мол, передай Акулине Гавриловне! Обещал уважить — все-таки последняя просьба… 

— Что ты несешь, старик?