радости мира.

– Так люби же меня, – сказала девушка, с трудом произнося эту простую фразу.

Мужчина внимательно посмотрел на нее, пытаясь угадать, истинное ли чувство скрывается за ее словами.

Наконец его губы слегка коснулись губ девушки, она тут же открылась ему, разрушая все нелепые подозрения и сомнения. Их поцелуй стал глубже, губы словно ласкали друг друга. Ноги Фионы подкосились, и она опустилась на пол. Мужчина последовал за ней, поддерживая графиню за талию.

Оторвавшись от ее губ, Найл взглядом скользнул по шее и ниже… Фиона покраснела.

– Как ты прекрасна! – прошептал он, убирая выбившуюся из ее прически прядь волос. – Ты и представить себе не можешь, как часто воображение рисовало мне эту картину: ты лежишь в моих объятиях, а солнечные лучи золотят твои дивные волосы.

Она улыбнулась и крепче прижала его к себе. Их губы вновь встретились.

Фиона умирала от желания насладиться его ласками, и сладостные поцелуи только усиливали ее страсть. Оторвавшись от губ мужчины, она несмело попросила:

– Найл, пожалуйста, дотронься до меня.

Ее мольба вызвала в его теле настоящий пожар. Робость девушки возбуждала сильнее, чем самые изощренные ласки.

– Моя злючка, – сказал он, зарываясь лицом в ее пушистые волосы, – знай, что я могу далеко зайти.

Найл намотал на пальцы шелковистые пряди, словно привязывая ее к себе. Его губы шаловливо скользили по шее и плечам девушки. Расстегнув платье, мужчина лизнул нежную грудь графини. Фиона сладострастно вздохнула и посмотрела на него. Глаза Найла светились теплотой и любовью.

– Тебе приятны мои ласки? – неуверенно спросил он, замерев в ожидании ее ответа.

В ответ она отдалась ему вся целиком. Фиона дарила свое тело с той же готовностью, с какой раньше отдала ему свою веру. Покоряясь мужчине, она вернула ему душу. Для Найла же весь мир перестал существовать. Имела значение только эта женщина, лежащая в его объятиях, и – видит Бог – он любил ее.

Их тела переплелись, и он чувствовал, как все сильнее и сильнее нарастает в нем внутреннее давление. Это была его последняя осознанная мысль, а потом он провалился в волшебное забытье.

Его возглас слился с ее тихим вздохом, и они вместе увенчали вершину достигнутого удовольствия.

Некоторое время спустя они все еще лежали в объятиях друг друга. Солнце уже зашло, и в комнате стало прохладно, но разгоряченные тела мужчины и женщины не чувствовали этого.

Фиона не хотела отпускать Найла, ей было приятно ощущать его плоть в своем теле. Смахнув прядь волос со лба, девушка мечтательно улыбнулась:

– Это было чудесно, Найл.

Мужчина не отрываясь смотрел на лицо Фионы. В зеленой глубине его глаз графиня наконец увидела то чувство, о котором так много мечтала. Но она снова ошиблась. Последующие слова Найла прозвучали для нее как удар бича.

– Мы не должны были этого делать, – уныло произнес он и отвернулся, пряча навернувшиеся на глаза слезы.

Так, значит, между ними существовал только секс и никакой любви с его стороны? Девушка чувствовала себя совершенно опустошенной. Мечты оказались иллюзией, планы на будущее – игрой воображения. Ее любимый так и остался суровым мстительным похитителем. Похоже, ей ничего не удалось сделать для того, чтобы изменить его.

Схватив в охапку свою одежду, Фиона поспешно начала одеваться, но, прежде чем она успела натянуть платье, в дверь постучали.

– Найл, – послышался голос Митчелла, – впусти меня. Я придумал, как заставить Уинтера встретиться с тобой.

– Старина Митчелл, как всегда, не вовремя, – пробурчал Найл, пытаясь попасть ногой в штанину.

Торопясь одеться, он прыгал по комнате на одной ноге и ругался себе под нос:

– Черт! Черт побери!

Злясь на себя за близость с Фионой, ненавидя проклятые брюки за то, что они такие узкие, Найл раздражался все больше и больше.

– Черт побери, Митчелл, неужели твое дело не может подождать до завтра? – резко крикнул он.

– Нет, – отчетливо ответил Митчелл из-за двери.

Найл наконец полностью оделся и окинул Фиону быстрым, но внимательным взглядом.

– Ложись спать и не жди меня, – бросил он, направляясь к двери.

Фиона закусила губу. Ей хотелось обрушить на него поток гневных слов, но она сдержалась. Все равно это ничего не изменит, и Найл так и останется озлобленным грубияном.

Будь он проклят!

Найл предстал перед Митчеллом. Друг укоризненно посмотрел на него и направился к лестнице. Найл последовал за ним, с тоской ожидая обвинений и упреков.