О да. Мэгги уловила запах готовящейся птицы.

Мэгги и Эш напялили бумажные колпаки, стреляли хлопушками, осушили две бутылки красного вина и весело поужинали. В их веселье присутствовала неловкость, и все же оно было настоящим. В компании друг друга они расслабились, и оба чувствовали себя намного лучше из-за того, что им не пришлось провести этот день в одиночестве.

После ужина они посмотрели по телевизору кусок мрачной церковной службы, а потом Эш вырубил ящик и вместо этого включил музыку.

— Разве ты не веруешь в чудо непорочного зачатия? — с иронией спросила Мэгги.

— Не больше, чем в то, что Санта-Клаус спускается по вот этой трубе с жареным каштаном в заднице.

— Ты не любишь христианскую церковь, да? Я заметила это, когда ты смотрел телик.

— Не просто не люблю — презираю. Понимаешь, Христос был, возможно, величайшим учителем всех времен. Целителем, причем во многих смыслах этого слова. Но если бы он был здесь сегодня, то не имел бы ничего общего с христианской церковью.

Мэгги поняла, что это любимый конек Эша.

— Взять, к примеру, Деву Марию, — продолжал он, — позднейшее воплощение богини. Но что они сделали, эти патриархи? Они лишили ее сексуальности. Непорочная мать. Вот так они отобрали у нее силу. Кто, по-твоему, та вторая женщина, которую всегда можно видеть возле распятия?

— Что? Ты имеешь в виду Марию Магдалину?

— Именно. Так называемая проститутка. Одержимая, излеченная Христом. Это одно и то же лицо — Мария. Но они разделили богиню на две части. Магдалина — это сексуальная часть. Если хочешь, темная сестра Девы Марии.

Темная сестра. Эта фраза показалась Мэгги знакомой.

— Как ты сказал? «Темная сестра»?

— А разве она не такая? Это тень, которая всегда на втором плане, но всегда присутствует. Если задуматься, возможно, Иисус был женат на Марии Магдалине.

— И откуда у тебя такие возмутительные идеи?

Эш улыбнулся и кивнул в сторону кабинета.

— От жены. Но что действительно заставляет мою кровь кипеть, так это кровожадность христианской церкви. Все эти женщины, жившие в Средние века, фактически миллионы по всей Европе, их пытали, зверски убивали, сжигали. Мудрые женщины. Целительницы. Обычные гербалистки вроде меня. Среди них попадались просто одинокие асоциальные женщины. И всех — на костер. Впрочем, в этой стране было принято вешать ведьм, а не сжигать. Но ни один представитель христианской церкви даже сегодня, похоже, не готов выразить хоть какое-то сожаление по поводу этих массовых убийств. И ведь они до сих пор пытаются это делать! Ты знаешь, что перед моим магазином устраивали пикеты из-за тех книг, что я продаю?

— Да, я слышала.

Алекс махнул рукой в воздухе, точно хотел прихлопнуть этот идиотский мир.

Вечером они с Мэгги сыграли партию в скребл, выпили еще красного вина, а потом еще и по паре бокалов бренди. Затем, чтобы доказать, насколько он предан Рождеству в самом глубоком смысле этого слова, Эш откуда-то извлек пакет фиников, и они с Мэгги были в таком отличном расположении духа, что съели их подчистую.

Казалось вполне естественным, что поздним вечером они устроятся на диване в обнимку и вместе посмотрят по телевизору фильм.

— Может быть, хочешь здесь переночевать? — сонным голосом спросил хозяин.

Гостья кивнула.

— Можешь спать на моей кровати, — сказал он. — Я постелю себе на кушетке.

— Это не обязательно. Я хочу, чтобы ты спал со мной.

Он слегка поцеловал ее, но тут же внимательно на нее

посмотрел.

— Я останусь на кушетке.

— Почему?

Эш испустил глубокий вздох.

— Ладно, я тебе кое-что расскажу. Одна из величайших мужских радостей в этом мире — тайная радость эрекции. После того как моя жена погибла, богиня лишила меня этой радости. И вот я все жду, когда она вернет то, что забрала.

Любовь к Эшу захлестнула Мэгги, как прилив. Вскипела в ней, точно пена, сбившаяся на краю сосуда. Мэгги остро захотелось обнять его, убаюкать, поделиться с ним любовью.

— Все в порядке, — сказала она. — Я все равно хочу, чтобы ты со мной спал. Просто быть с тобой. Просто обнимать тебя.

Мэгги знала, что Эшу нужно выплакаться, и хотела ему в этом помочь.

Тоска второго дня Рождества.

Эш отправился навестить родителей покойной жены. Он уехал в середине дня, а Мэгги, хотя он и предложил ей остаться у него, все-таки отправилась в съемную комнату. В доме по-прежнему никого не было, кроме нее; потом, в полдень, на первом этаже снова загрохотал трэш-метал.

Мэгги позвонила Алексу. Трубку сняла его мать — она весьма сухо ответила невестке, а потом передала трубку сыну. Тот был настроен благодушно.

— Что они сказали? Приняли твою сторону?

— А чего ты ожидала? — откликнулся Алекс. — Давай не будем об этом, а?

— Дети нормально себя ведут?

— Эми выпендривается по любому поводу, и они ее ужасно балуют. Сэм показал себя настоящим поросенком, как только сюда приехал. Он все время требует тебя и ломает все вещи, которые ему дают. Мама и папа купили ему неломающийся игрушечный грузовик, так представь, он его бросил в огонь.

— Дай мне поговорить с ними.

Мэгги попросила Эми делиться игрушками с Сэмом, а Сэма попросила быть хорошим мальчиком.

— Как проводишь Рождество? — спросил Алекс, снова взяв трубку.

— В тишине.

Последовавшую долгую паузу Мэгги прервала вопросом:

— Когда вы оттуда уезжаете?

— Через пару дней. Ты будешь дома к нашему приезду?

— Нет... Возможно. Я думаю об этом.

— Да. Подумай об этом, — сказал Алекс и повесил трубку.

Мэгги об этом думала. Она хотела домой. Хотела к детям. Насчет Алекса она не была так уверена. По поводу Алекса у нее назрел один вопрос, на который ей очень хотелось бы получить ответ. Она уже высказала ему свои подозрения, но этого оказалось недостаточно. Она хотела знать наверняка.

Мэгги вернулась в свою комнату и принялась кормить газовый счетчик монетами. Ей нужно было хорошо прогреть комнату для того, что она собиралась предпринять. Сначала она покрыла стол алтарной тканью и расположила там предметы, освященные на Уигстон-Хит. Кроме того, Мэгги распаковала подарок Эша, три богато украшенные медные курильницы, и поместила в них тлеющие палочки благовоний.

Потом она взялась за приготовление летательной мази.

Мэгги руководствовалась отчасти записями из дневника, отчасти предупреждениями и подсказками, полученными от старой Лиз. Выуживать что-либо у Лиз было непросто: это всегда оказывались либо фрагменты, либо внезапные приступы откровенности. Проверить или законспектировать что-либо не представлялось возможным. Это все равно что собирать дождевую воду: сохраняется только то, что само попадает в сосуд.

Мэгги очень боялась этого ритуала. И все же она хотела, должна была его совершить. Более чем когда-либо она чувствовала необходимость доказать себе, что она не какое-то слабое духом существо, которое можно избивать в собственном доме. Мэгги вспомнила о жгучих ударах Алекса. Это придало ей сил продолжать.

Используя в качестве основы миндальное масло, она смешала ингредиенты с такой точностью и аккуратностью, каких можно добиться лишь от страха. У нее тряслись руки; в горле пересохло уже в тот момент, когда она стала пестиком растирать ингредиенты в ступке. Она воззвала к духу-защитнику, чье имя узнала от Эша.

Однажды, когда Мэгги было лет двенадцать, она забралась по лестнице, ведущей на самую высокую вышку в местном бассейне. Раньше она никогда так высоко не забиралась. Там, на вышке, она обнаружила стайку мальчиков ее возраста, топчущихся в нерешительности. Два мальчика подошли к краю вышки и вернулись. Они не могли прыгнуть.

Мальчики обернулись к Мэгги и с пристыженным видом уступили ей дорогу. Под их взглядами она шагнула к краю вышки. Крики и всплески внизу, в бассейне, стали на удивление приглушенными, словно доносились из другого мира. Чувствуя за своей спиной дрожащих мальчиков, Мэгги произнесла про себя тайную молитву, обращенную не к Богу, а к Матери-природе, — и прыгнула с вышки. Потом она скользила по воздуху, приближаясь к воде, как ей казалось, целую вечность.