— Покажи ее!
Она возвращается в холодную реальность. Боль сводит с ума, но теперь Миели может видеть. Она лежит на спине, растянувшись на неровном базальтовом выступе. Уже почти стемнело: пылевые вихри застилают светящиеся облака. Осторожно скользят темные силуэты зверей фон Неймана. Плато Лакшми больше не существует — на его месте образовался невероятно гладкий кратер из незнакомого вещества.
Миели медленно приподнимается и видит, что за ней наблюдает парень с седыми волосами.
Насколько она может судить, на нем нет ни скафандра, ни каких-либо других средств защиты. Парень сидит на горячем базальте, прислонившись спиной к скале.
— Ты нашел свою богиню? — спрашивает она, едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться над абсурдностью ситуации.
— Нашел, — отвечает парень. — Но, похоже, ты потеряла свою.
Миели закрывает глаза.
— Какое тебе дело?
— Я был не до конца честен с тобой. Я не пилигрим. Можно считать, что я… администратор. И меня интересуют все, кто проходит через это, независимо от того, присоединяются они к нам или нет.
— Она выпустила мою руку. Она не хотела, чтобы я с ней шла. Я не могу последовать за ней.
— Я и не думал, что ты последуешь. Несмотря на нашу репутацию, мы уважаем чужие решения. По крайней мере, некоторые из нас.
Он подходит к Миели, протягивает ей руку и помогает подняться. Благодаря поддержке скафандра ей удается устоять на ногах.
— Ты только посмотри на себя. Нет, так не пойдет. Видишь, что получается, когда приходишь сюда в физическом теле.
Внезапно скафандр наполняется новыми волнами прохлады, свежими нанороботами, на этот раз медиками Соборности. Боль сменяется легкой щекоткой во всем теле.
— По правде сказать, твоя подруга тоже не до конца тебе открылась, — продолжает парень. — Не так давно она разговаривала о приходе сюда с одной из моих сестер.
— Что мне делать?
— Не сдавайся, — говорит парень. — Я понял это давным-давно. Если реальность тебя не устраивает, изменяй ее. Ничего нельзя слепо принимать — ни смерть, ни бессмертие. Если не хочешь присоединиться к своей подруге, можешь пойти к моей сестре и попросить вернуть ее. Но, должен предупредить, это будет дорого тебе стоить.
Миели делает глубокий вдох. В легких что-то рокочет. Она осознает, что держит в руке цепочку Сюдян, словно частицу Оорта, сотворенную из драгоценных камней и песен.
— Я сделаю это, — произносит она. — Только скажи, куда мне идти. Но почему ты мне помогаешь?
— Ради любви, — говорит он.
— Любви к кому?
— Ни к кому, — отвечает он. — Просто хотел бы узнать, что это такое.
Спустя три дня на металлическом плато, в тени щитовидного вулкана, Миели находит храм.
Ноги у нее горят от усталости. Мускулы и кости уже почти окончательно исцелились, и ку-скафандр помогает двигаться, но голод и жажда иссушают внутренности, и каждый шаг дается с огромным трудом.
Храм представляет собой каменный лабиринт — бессистемную на первый взгляд груду черных прямоугольников и обломков, напоминающих разбросанные ребенком-великаном кубики. Миели ступает внутрь, и перед ней открывается замысловатая галерея, откуда во все стороны разбегаются коридоры и переходы. «Перхонен» шепотом сообщает, что все это сооружение является проекцией более сложного многомерного объекта, его тенью, застывшей в камне. На черных стенах, как и говорил парень с седыми волосами, Миели обнаруживает метки в виде серебристых цветов и придерживается их.
После бесчисленных поворотов она выходит в зал с черной дырой в центре. Это совсем крошечная искорка, парящая в цилиндрической комнате, но излучение Хокинга настолько яркое, что затопляет скафандр. Несколько шагов, и верхние слои защиты начинают испаряться.
Миели делает еще шаг, и от костюма ничего не остается. Излучение, несущее мысли богини, поглощает ее целиком. Плоть превращается в молитву. Миели поднимает руки. Кончики пальцев занимаются пламенем. Боль настолько сильная, что ее невозможно передать словами. А затем уже не остается
