еще держу его, и направляю ближе к Вратам.
Маршрутизатор выстраивает вокруг Ларца сложную систему. Как утверждают гоголы, она запустит определенный алгоритм, благодаря которому коты останутся живы. При использовании импровизированных квантовых вентилей на крыльях «Перхонен» этот процесс мог бы занять не одну тысячу лет. Потом в поле зрения вспыхивает абстрактное облако разноцветных слов на языке зоку, и сразу же следует перевод помощников-гоголов «Перхонен».
Под моими пальцами поскрипывает воображаемое дерево. Или это просто фантомная боль в отсутствующей руке.
— Знаешь, — отзываюсь я, — если что-то пойдет не так, хочу, чтобы ты знала: мне было приятно с тобой познакомиться.
— И прости меня.
— За то, что сейчас произойдет.
Я запускаю ионные двигатели и приближаюсь к Вратам Царства.
Камень сжимает мозг Миели железной хваткой. Внезапно в ее голове рождается песня. Она пробуждает те участки мозга, которыми Миели не пользовалась уже два десятилетия, участки, которые заставляют материю изменяться. Непрошенные слова слетают с губ.
На них откликаются
Изменения, вызванные песней, незначительны, но Миели ощущает, как они полностью охватывают корабль, проникая прямо в сердце и простираясь по всей паутинообразной структуре, по всем модулям до самых крыльев.
Проклиная вора, Миели отдает мысленный приказ, возобновляющий ограничения.
Бабочка в моем шлеме возбужденно бьет крыльями.
У меня немеют конечности. Миели воспользовалась удаленным контролем над принадлежащим Соборности телом. Но законами Ньютона она управлять не в состоянии — я продолжаю двигаться к Вратам.
Вот они передо мной, черные как грозовая туча. Сверкает вспышка. А потом я оказываюсь одновременно живым и мертвым.
— «Перхонен»? — шепчет Миели.
Бабочки-аватары «Перхонен» взлетают со своих мест и взвиваются вихрем, составляя аттрактор Лоренца. Затем мелькающая белая масса уплотняется и образует лицо.
— «Перхонен» здесь больше нет, — шелестят крылья.
