Призрак.
Ее древность производит сильное впечатление. Инстинктивное
— Сестра полагает, что воспоминания Прайма повреждены? — спрашивает он, стиснув зубы и черпая уверенность в увещеваниях метасущности.
— Не повреждены, — отвечает сянь-ку. — Просто удалены.
— Мы напрасно тратим время, — говорит Василев. — Если имеется какая-то аномалия, если корабль заражен, сестра Пеллегрини должна самоликвидироваться и уничтожить судно, и тогда наша смерть послужит Цели. Но, должен заметить, она всегда слишком ценила свою целостность, чтобы поступать так, как необходимо.
Инспектор усмехается:
— Мое расследование проведено досконально. Наш брат Василев и сестра сянь-ку пытались манипулировать гоголами, задействованными в Эксперименте. Но я здесь не для того, чтобы их обвинять. Я ищу Жана ле Фламбера.
Василев изумленно смотрит на него.
— Из всех возмутительных обвинений…
— Хватит, — произносит Чен.
Внезапно воцаряется молчание. Чен единственный гогол на корабле, не разветвленный для Эксперимента: четвертое поколение, ветвь Битвы с Ангелом Конвея. Когда он говорит, инспектор испытывает настолько сильное
— Наш брат отлично выполнил свое задание. Если кто-то и ставит под сомнение его рекомендации, то это еще не доказательство вины, а стремление эффективнее работать на благо Всеобщей Великой Цели, не так ли? Если вопрос только в тождественности, ответ найти не сложно. Праймы, в своей мудрости, предоставили нам способ показать миру, кто мы такие.
Когда Чен поворачивается к собравшимся, на его лице сияет блаженная улыбка.
— Давайте обратимся к Кодам Основателей и помолимся.
Инспектор глубоко вздыхает. Он знал, что этого не избежать, но не имеет ни малейшего желания затрагивать свой Код — программу, которая даст Основателям доступ к корневой системе метазаконов небесной тверди, управляющих всеми вирами. Коды отличаются от паролей в той же степени, как ядерное оружие отличается от кремневого топора: он определяет не просто черты характера, а состояние разума, основополагающие моменты, сокровенную сущность. И своей инспектор не слишком доволен.
Тем не менее он с усмешкой наблюдает за Василевом, поднимающимся вместе с остальными. Блондин с золотистой шевелюрой отпивает из бокала и, опуская его на стол, проливает несколько капель — у него дрожат руки.
— Давайте, — говорит Чен, — сделаем это все вместе, как братья и сестры.
Он закрывает глаза. Лицо сияет блаженством, словно он видит нечто прекрасное. Вир вокруг них рассеивается, поглощаемый небесной твердью, исчезает в пустой белизне, словно вино из бокала Василева на хлопковой скатерти.
Основатели один за другим следуют его примеру. Лицо Читрагупты выражает полную безмятежность. Пеллегрини выглядит испуганной. Лоб Творца нахмурен в суровой сосредоточенности. Плоские лица сянь-ку, освещенные восторгом и благоговением, становятся красивыми. Василев бледен и покрыт испариной. Перед тем как закрыть глаза, он бросает на инспектора еще один полный ненависти взгляд.
А затем наступает черед инспектора.
В небесной тверди закрытие глаз приводит не к темноте, а к белизне. На ее фоне выделяются застывшие силуэты Основателей. Инспектор нерешительно притрагивается к Коду. Это вызывает боль, как при прикосновении к шрамам, только в сотни раз хуже. Незажившая рана внутри него источает ужасный запах и истекает гноем, словно…
