немало ужасных вещей; председатель знал о них, читал досье. Тем не менее Ансах не вызывала неприязни; даже здесь, на собственном суде, она вела себя с самоиронией и не забывала о чувстве юмора. Почему за всю свою жизнь, срок которой подходил к концу, она нашла время именно для такой карьеры? И как могла сделать все то, что сделала?
— Коммандер Ансах, судебные разбирательства завершены. Суд делает перерыв на рассмотрение вердикта по двум обвинениям, выдвинутым против вас: трусости и дезертирству.
Он произнес это и только тогда понял, что последними словами, которые скажет ей во время слушаний, последними словами стенограммы заседаний до объявления приговора будут «трусость» и «дезертирство».
Председатель почувствовал, как в его душе нарастает тревога. Скоро совершится несправедливость, но он совершенно искренне не понимал, как все исправить; и даже в несправедливости будут сокрыты следы правосудия. Ничего не бывает простым.
Итог был неизбежным, как судьба тех пяти кораблей Изиды; Ансах это знала. Но все-таки кое-что председатель мог для нее сделать.
— Эбель Ансах, пожалуйста, встаньте. Суд вынес приговор, — сказал он три дня спустя. — По обвинению в трусости мы считаем вас невиновной. Единогласно. По обвинению в дезертирстве мы считаем вас виновной. Одиннадцать голосов против одного.
Ансах взглянула на него без каких-либо видимых эмоций.
Председатель сделал это для нее. Три дня он спорил против обвинения в трусости, настаивая, чтобы подсудимую сочли невиновной. Его решимость не смогло пошатнуть даже яростное сопротивление остальных. Потом некоторые из них пытались найти компромисс, вынеся на рассмотрение приговор «Не доказано», председатель не сдался и добился своего, но наказание за дезертирство оставалось неизбежным. Даже она это знала.
— Коммандер, вы знаете приговор.
— Да, — сказала Ансах. — Я прошу суд позволить мне привести его в исполнение лично, в согласии с военными традициями.
— Разумеется, ваша просьба будет удовлетворена. У вас есть время до полуночи. Секретарь суда принесет вам все необходимые препараты.
— Спасибо.
— Коммандер, — спросил председатель, — вы не хотите, чтобы мы предоставили вам компаньона на оставшееся время?
— Да, мне бы хотелось, чтобы со мной остался мой охранник, если он согласится, — она повернулась к шахранину. — Вы согласитесь?
— Конечно, — ответил тот. Они в первый раз заговорили друг с другом.
Изображения померкли там, где Фурд их представлял, в некоем квазипространстве за словами стенограммы; а потом и сами буквы исчезли с экрана. Коммандер отвернулся. Скорбь по Ансах пришла, заняла отведенное ей время и исчезла, так же как и отношения с ней. Осталось лишь чувство непривычности, знание, что Эбель более не является частью этой вселенной. Теперь его жизнь примет другую форму. Ее остаток будет посвящен «Вере». Или, но крайней мере, тот отрезок будущего, на который Фурд решил не закрывать глаза. «Мы были созданы друг для друга. Мы принадлежим друг другу».
Он вспомнил ориентировки, полученные из Департамента. Документ, излишне витиеватый и напыщенный (Департамент всегда знал больше, чем говорил, или, по крайней мере, так думал), раздражал и не приносил никакой пользы. «Все хотят знать, что Она такое и откуда пришла. Мне же интересно лишь то, что Она сделала. Я изучил Ее поступки и знаю, как победить».
— Тахл.
— Коммандер?
— Пожалуйста, проложите курс на Шахру, в Блентпорт.
Часть четвертая
1
Стоял вечер поздней осени, и Гор кровоточил сквозь облачную повязку. Фурд приехал один, усталый, от долгой дороги свело все тело. Он был разочарован, но не удивлен, когда никто его не встретил.
Не успел Фурд выйти из шахранской коляски, как она загромыхала в сторону долины, возница шипел и стегал кнутом упряжку. Коммандер взглянул на Хришшихр и увидел огромный черный диск, грубо намалеванный на одном из контрфорсов. Шрахр: он вспомнил, что читал о нем в ориентировке,
