по закрытой створке портового шлюза. Он ничего не слышал, кроме стука собственных подошв, когда электромагниты прилипали к поверхности, и щелчков, когда они отключались. Никаких запахов, кроме запаха собственного тела и свежего пластика из восстановителя воздуха. Металл у него под ногами сверкал, словно кто-то надраил его до блеска. Всю пыль и мелкие камушки давным-давно унесло в пространство.

Они торопились управиться с работой: установить корабль, подготовить детонаторы, ввести защитные коды. Каждый держал в уме, что гигантский снаряд, в который превратился «Наву», стремительно несется к ним.

Если здесь сядет чужой корабль, то, попытавшись разминировать ловушку, он невольно отправит синхронные сигналы всем остальным кораблям- минам, причаленным к поверхности астероида. Три секунды спустя с этой поверхности снесет все подчистую. Запасы воздуха, воды, оборудование разгружали с кораблей и стягивали в узлы, чтобы потом подобрать. Нет смысла тратить ресурсы зря.

Никакие ужасы не выползали из шлюза, чтобы броситься на команду, так что Миллер, пожалуй, оказался бесполезен. А может, и нет. Может, он был нужен здесь для другого.

Когда все, что можно, было сделано, Миллер послал сигнал готовности через систему связи корабля-смертника. Транспорт, который забирал их, подходил медленно, выглядел сперва разгорающейся все ярче световой точкой, которая затем понемногу начала расти. Причальные крепления в невесомости растянулись паутиной, похожей на строительные леса. По команде с транспорта группа Миллера отключила подошвы и запустила простенькие маневровые двигатели своих скафандров, а те, у кого скафандры оказались слишком старой модели, прицепились к общей маневровой капсуле. Миллер смотрел, как они падают в сторону корабля.

— Кати ва, Пампо, — позвал откуда-то Диого. Миллер уже не мог отличить его голос от других. — Эта «труба» ждать не станет.

— Я остаюсь, — сказал Миллер.

— Са кве?

— Я решил. Я останусь здесь.

Последовала пауза. Миллер ее ожидал. У него были коды доступа. Если придется заползти в скорлупу, оставшуюся от корабля-смертника, и запереться в нем — он справится. Но ему бы этого не хотелось. Он заранее продумал аргументы: вернувшись на Тихо, он стал бы для Фреда Джонсона простой пешкой в переговорах; он устал, он стар, и его старость исчисляется не в годах жизни. Он уже умирал на Эросе и хотел закончить это дело здесь же. Он заслужил такое право. Диого и остальные обязаны ему хоть этим.

Он ждал ответа мальчишки, попытки отговорить его.

— Все правильно, — сказал Диого. — Буона морте.[41]

— Буона морте, — ответил Миллер и отключил рацию. Вселенная молчала. Звезды под ним едва уловимо, но все же заметно сдвигались в лад вращению станции. Одной из этих звезд был «Росинант». Две другие — посланные Холденом корабли-эвакуаторы. Миллер не сумел бы отличить их от настоящих звезд. Джули парила рядом с ним, ее темные волосы плавали в пустоте, сквозь них просвечивали звезды. Она выглядела умиротворенной.

«Если бы тебе пришлось повторить? — спросила она. — Если бы ты мог проделать все с самого начала?..»

— Я бы не стал, — сказал он.

Транспорт АВП включил двигатели, вспыхнул золотым и белым огнем и отдалился, превращаясь в еще одну звезду. Уменьшился и затерялся среди других. Миллер отвернулся к темному пустому ландшафту и вечной ночи.

Ему требовалось лишь продержаться здесь еще несколько часов, и они оба будут спасены. Все будут спасены. Этого будет достаточно. Миллер заметил, что улыбается и плачет, слезы стекали из глаз на виски и смачивали волосы.

«Со мной все будет хорошо», — сказала Джули.

— Я знаю, — ответил Миллер.

Он стоял молча почти час, потом повернулся и медленно, осторожно дошел до оставленного в жертву корабля, пробрался сквозь шлюз в сумрачное брюхо. Воздуха осталось достаточно, чтобы ему не пришлось спать в скафандре. Он разделся догола, выбрал себе койку и свернулся калачиком на упругом голубом геле. В каких-нибудь двадцати метрах от него ждали сигнала заряды, готовые вспыхнуть ярче солнца. Над ним все, что когда-то было людьми станции Эрос, изменялось и превращалось, переливаясь из образа в образ, словно на ожившей картине Иеронима Босха. А до удара «Наву» — Молота Господня — оставался еще целый день.

Миллер настроил скафандр на воспроизведение песенок, которые любил в детстве, и позволил себя убаюкать. Когда он уснул, ему приснилось, что он отыскал туннель, ведущий к его старой норе на Церере, и это означало, что он наконец — наконец! — свободен.