Пракс запомнил тот момент, когда его «осенило» первый раз. Или он был не первым, но прежние он просто позабыл. Он учился на втором курсе, ему только что исполнилось семнадцать, и он сидел посреди лаборатории генной инженерии. Сидел среди стальных столов и центрифуг и мучительно пытался понять, почему получает негодные результаты. Он перепроверил расчеты, перечитал дневник опыта. Такую серьезную ошибку не представлялось возможным объяснить плохой техникой, тем более что техника у него была хорошая.

А потом он заметил, что один из реагентов хирален.[30] По-видимому, вместо того чтобы генерировать состав в лаборатории, его взяли из естественного источника и вместо однородных левых получили смесь зеркально симметричных молекул, из которых половина была неактивна. Поняв это, Пракс расплылся в улыбке.

Опыт провалился, но он понял причину провала, и это стало победой. Он жалел лишь об одном: что так долго не видел того, что было ясно с самого начала.

Четыре дня после рассылки обращения он почти не спал. Он читал комментарии и письма, приложенные к пожертвованиям, на некоторые отвечал, задавал вопросы незнакомым жителям разных уголков системы. Он упивался пролившимися на него добротой и щедростью. Двое суток он вовсе не спал, наслаждаясь чувством, что наконец делает что-то полезное. А когда задремал, ему приснилось, что Мэй нашлась. И теперь, когда он увидел ответ, оставалось только жалеть, что не нашел его раньше.

— У них было время утащить ее, куда вздумается, — сказал ему Амос, — не рви жилы, док.

— Могли, — признал Пракс, — могли, если у них был при себе запас медикаментов для нее. Но дело не в ней. Вопрос в том, откуда они пришли.

Собирая совет, Пракс долго не мог решить, где его устроить. Даже для маленькой команды «Роси» комната Амоса была тесна. Он подумал о корабельном камбузе, но там еще возились с ремонтом техники, а Пракс хотел поговорить без свидетелей. Кончилось тем, что он, проверив, сколько еще поступило на счет, снял с него денег на аренду комнаты в клубе.

Теперь они были наедине друг с другом, а за окнами экранами во всю стену чуть заметно поворачивались гигантские строительные уолдо, вспыхивали и замирали маневровые ракеты, создавая узор, таинственный, как незнакомый язык. Об этом Пракс тоже никогда не задумывался, пока не попал на Тихо: чтобы компенсировать движение манипуляторов, прикрепленных к станции, требовалась постоянная работа маневровых ракет. Везде и всюду все кружилось в тихом танце и создавало рябь в пространстве.

Здесь, в комнате, между белыми столиками и креслами из противоударного геля, плыла тихая лирическая мелодия, звучал низкий, ласковый голос певца.

— Откуда? — переспросил Алекс. — Я думал: они с Ганимеда.

— Лаборатория на Ганимеде не годилась для серьезных экспериментов, — возразил Пракс, — к тому же их стараниями Ганимед превратился в зону боевых действий. Они не стали бы делать ничего такого, если бы вели там основные работы. Это была полевая лаборатория.

— Я тоже стараюсь не гадить там, где ем, — согласился Амос.

— Ты живешь на космическом корабле, — напомнил Холден.

— И все-таки не гажу на камбузе.

— Справедливо.

— Словом, — продолжал Пракс, — есть основания допустить, что они действуют с более надежной базы. И эта база расположена в системе Юпитера. Где-то поблизости.

— Я опять за тобой не успеваю, — сказал Холден. — Почему именно поблизости?

— Время транспортировки. Мэй с хорошим запасом лекарств может отправляться куда угодно, но она крепче… тех существ.

Холден поднял руку, как школьник на уроке.

— Так, если я тебя правильно понял, ты говоришь, что тварь, которая вломилась на мой корабль, швырнула в меня пятисоткилограммовый контейнер и чуть не прогрызла стенку к реактору, — более хрупкая, чем четырехлетняя девочка без иммунитета?

Пракс кивнул. Его пронзила стрела горя и ужаса. Ей уже не четыре. День рождения Мэй был месяц назад, а он пропустил эту дату. Ей уже пять. Но горе и ужас стали для него привычными спутниками. Пракс отстранил от себя эту мысль.

— Я объясню. Организм Мэй не сопротивляется внешним воздействиям. В этом-то и состоит ее болезнь, если подумать. Целый ряд явлений, свойственных нормальному организму, у нее не работает. А теперь возьмите одно из этих существ вроде того, что было на корабле.

— Тот гад показался мне весьма активным, — вставил Амос.

— Нет, — ответил Пракс. — То есть да, но нет. Я подразумевал биохимическую активность. Если Стрикланд, или Мерриан, или кто он там на самом деле, использует протомолекулу для перестройки человеческого организма, они накладывают одну сложную систему на другую. Результат получается нестабильным.

— Предположим, — сказала Наоми. Она сидела рядом с Амосом, через стол от Холдена. — Откуда такой вывод?

Пракс нахмурился. Он не подготовился к такому множеству вопросов. То, что для него было очевидно, другим даже в голову не приходило. Их лица выражали откровенное недоумение.