Пракс спал под серенаду воздухоочистителей. Амос снова ушел, оставив записку, чтобы Пракс его не ждал. Гравитация вращения чуть менялась — или Праксу это мерещилось. При таком большом диаметре, как у колец Тихо, эффект Кориолиса не должен был причинять неудобств, тем более лежащему без движения в темной комнате. И все же он чувствовал себя некомфортно. Никак не забывалось, что его раскручивают, что только инерция прижимает к тонкому матрацу его тело, стремящееся улететь в пустоту. На «Росинанте» ему почти всегда удавалось внушить себе, что под ним надежная масса спутника. Пракс подумал, что дело не в источнике притяжения, а в том, как его истолковать.

Сознание медленно, по спирали, уходило вниз, в пути от него отрывались куски — словно от метеора, сгорающего в атмосфере. Пракса тяготило чувство благодарности. Отчасти к Холдену, отчасти к Амосу. Ко всей команде «Росинанта». В полудреме он снова перенесся на Ганимед. Голодный, он бродил по ледяным коридорам в уверенности, что где-то рядом затаился один из его соевых ростков, зараженный протомолекулой и жаждущий мести. В перевернутой логике сновидения он в то же время был на Тихо и искал работу, но все, кому он посылал резюме, качали головами и отказывали, требуя каких-то непонятных научных степеней и рекомендаций. Единственное, что помогало перенести происходящее, — глубоко затаившееся, но прочное, как костяк, сознание, что все это не наяву. Что он спит, а проснувшись, окажется в безопасности.

И разбудил его сочный запах мяса. Веки запеклись — он плакал во сне, и слезы, высохнув, оставили соленую корочку. Шумел и плескался душ. Пракс натянул спортивный костюм и в который раз удивился, откуда на спине куртки надпись: «Тахи».

На столе ждал завтрак: бифштекс с яйцом, четыре тортильи и черный кофе. Натуральная еда стоила целое состояние. Увидев две тарелки, Пракс придвинул одну к себе и стал есть. Все это, возможно, обошлось в десятую часть денег, полученных от Николы, зато на вкус было изумительным. Амос выскочил из душа, обернув бедра полотенцем. С правой стороны на животе у него виднелся выпуклый белый шрам, оттянувший пупок от центра, а над сердцем красовалась весьма реалистическая татуировка курчавой красавицы с продолговатыми как миндалины глазами. Пракс заметил подпись под рисунком, но постеснялся разглядывать.

— Привет, док, — поздоровался Амос. — Лучше выглядишь.

— Немного отдохнул, — сказал Пракс вслед механику, который ушел в свою спальню и закрыл дверь. На следующих словах Пракс повысил голос: — Я хотел тебя поблагодарить. Прошлой ночью я совсем упал духом. И даже если вы не сумеете найти Мэй…

— Почему это не сумеем? — раздался приглушенный дверью голос Амоса. — Ты что, док, меня не уважаешь?

— Нет, — спохватился Пракс, — нет, что ты! Я только хотел сказать, как много делаете вы и капитан… какая это огромная…

Показался ухмыляющийся Амос. Куртка спортивного костюма скрыла и шрам, и татуировку, будто их и не бывало.

— Да понял я, понял, просто подкалываю. Как тебе бифштекс? Я все гадаю, где они держат коров?

— Да что ты, это же на питательном растворе растят! Видно по расположению мышечных волокон. Смотри, как лежат слои. Так даже легче получить хорошее «мраморное мясо», чем отрезая от туши.

— Да что ты говоришь? — удивился Амос, устраиваясь за стол напротив. — Я и не знал.

— И рыба при микрогравитации становится более питательной, — продолжал Пракс с набитым ртом, — жирность возрастает. Никто не знает почему, хотя есть несколько интересных работ на эту тему. Предполагается, что дело не в самом притяжении, а постоянном течении, которое приходится создавать, чтобы рыба плыла в насыщенной кислородом воде и не задыхалась.