— Видишь, серебрится? — прошептала она. — Вроде серебристого мерцания — там, над такси… Присмотрись, я не могу показать рукой.

Он оглядел улицу. Такси как раз выворачивало из-за угла. Электрический мотор взвыл: колеса утюжили кучу мусора. Окна машины были настроены на зеркальное отражение. Чуть выше и сзади реяла хромированная птичка, ее трепещущие крылья расплывались, как у колибри. Размером она была с дрозда, а вместо головы торчал объектив камеры. На алюминиевой груди имелся какой-то неразличимый знак.

— Вижу. Не знаю, что это.

— Думаю, ею управляют изнутри такси. Похоже на них. Пошли.

Она юркнула в тинглерную галерею. Уиллоу, Юкио и Рикенхарп последовали за ней. На входе пришлось купить жетоны, по минимуму: четыре на брата. Лысый, не первой молодости чувак с двойным подбородком за стойкой отсчитал их не глядя, взгляд его был прикован к экрану телевизора на запястье. Оттуда миниатюрный диктор вещал металлическим голосом:

— …сегодняшнее покушение на главу Второго Союза, преподобного Рика Крэндэлла… — Далее неразборчиво из-за помех. — Крэндэлл в тяжелом состоянии доставлен в медцентр Свободной зоны, находящийся под усиленной охраной. Неожиданно явившись на встречу в отеле «фуджи Хилтон», Крэндэлл…

Они забрали жетоны и направились вглубь галереи. Рикенхарп услышал, как Уиллоу прошипел Юкио:

— Сукин сын еще жив.

Рикенхарп сложил два и два.

Тинглерная галерея была окрашена главным образом в тона плоти: все доступные вертикальные поверхности заняты эмульгированной наготой, качество фотографий обычно не лучше поляроидных. По мере продвижения от одного фото или голограммы к другой вы начинали замечать, что изображения людей на них то инвертированы, то перекошены, то обработаны так, что в результате получились тысячи вариантов совокупления, как будто ребенок, поиграв в раздетые куклы, оставил их раскиданными на полу. Неяркий красный свет лился из кабинок, подманивал; длина его волны была рассчитана так, чтобы возбудить сексуальное любопытство. Внутри каждой «кабинки уединения» находились экран и тинглер. Последний выглядел наподобие пылесоса двадцатого века с крупной насадкой на конце шланга, похожей на солонку. Предполагалось, что вы будете смотреть на экран, слушать звуковое сопровождение и елозить тинглером по эрогенным зонам, стимулируя соответствующие нервные окончания тонко настроенным электрополем, проникающим под кожу. В душевых фитнес-центров легко было отличить парней, которые злоупотребляли тинглером. После «рекомендованного предела в 35 минут» кожа делалась похожей на обгоревшую под солнцем… Еще пять жетонов, и автомат выдавал кислородную маску со смесью амилнитрата и феромонов.

— Говоря привычными словами, — начал Юкио, — есть тут еще выход?

— Да, — кивнул Рикенхарп, — галерея стоит на углу, логично предположить, что тут два входа, с обеих улиц. Ну и, может быть, задний выход тоже…

Уиллоу тем временем разглядывал рекламную надпись под неподвижным изображением двух мужчин, женщины и козы. Он наклонился чуть ближе, всматриваясь в козу, как будто искал признаки семейного сходства, и кабинка почуяла, что рядом кто-то есть: изображение ожило, фигуры принялись изгибаться, отлизывать и проникать друг в друга, изменяя очертания с неестественно формализованной неуклюжестью; излучаемый кабинкой красный свет стал ярче, она выбросила в воздух приманку из феромонов и амилнитрата, стараясь соблазнить клиента.

— Так где же другой выход? — прошипела Кармен.

— Что-что? — Рикенхарп рассеянно взглянул на нее. — Ой! Извини, я тут… даже не знаю. — Он глянул через плечо и, понизив голос, сообщил: — Алюминиевая птичка внутрь за нами не полетела.

— Электрическое поле тинглеров мешает управлению птицей, — пояснил Юкио. — Но мы должны быть на шаг впереди.

Рикенхарп огляделся: лабиринт черных кабинок и розовых плакатов, казалось, скручивался в спираль, как будто сливался в кубистскую канализацию…

— Я сам найду другой выход, — решил Юкио.

Рикенхарп благодарно последовал за ним, ему хотелось наружу.

Они быстро прошагали по узкому коридору между рядами кабинок. Посетители задумчиво или с показной беззаботностью расхаживали от одной двери к другой, читали рекламу, разглядывали ролики, пытались найти в фетишистском индексировании свой код либидо, не смотрели друг на друга — разве что искоса, старательно соблюдали границы личного пространства, как будто боялись потревожить дремлющую сексуальную гибкость.

Откуда-то доносилась музыка — с подвыванием, с экстатическим оханьем. Красные огни напоминали о том, как просвечивают кровеносные сосуды в руке над яркой лампой. Негласные правила, регулирующие работу заведения, с кальвинистской неумолимостью складывались в своего рода полосу препятствий. Тут и там, в изгибах жарких узких коридоров, между рядами кабинок, усталые охранники в штатском, покачиваясь на каблуках, указывали праздно шатающимся: «Проходите, пожалуйста, не останавливайтесь. Жетоны вы можете приобрести при входе».

Рикенхарпу наглядно представилось, что галерея вытягивает его сексуальность, что пылесосные шланги в каждой кабинке сговорились высосать его