Рикенхарп вырвал последние пять нот в одиночестве, швырнув кульминацию в зал. После этого сошел со сцены, едва слыша рев толпы. В неосознанном порыве он почти бегом пронесся по коридору из пластикового кирпича, огляделся в гримерной, вспоминая как там оказался. Окружающее казалось более овеществленным, чем обычно. В ушах звенело, как будто Квазимодо отрывался в своей колокольне.
Он услышал шаги, развернулся, придумывая на ходу, что же скажет своей группе. Но вошла девушка-хаотичка, и кто-то еще, и третий человек за тем вторым кем-то еще.
Кто-то еще представлял из себя худого парня со встрепанными — естественным образом, а не в рамках имиджа той или иной субкультуры — каштановыми волосами. Рот у него был чуть раскрыт, виднелся почерневший передний зуб, нос — чуть обветренный, запястья взбугрились венами. Третий был японцем: маленький, незаметный, кареглазый, нейтральное выражение лица с капелькой симпатии. Худой белый парень носил армейскую куртку без нашивок, блестящие джинсы и разваливавшиеся теннисные туфли. Его руки не находили себе места, как будто он привык в них держать что-то, чего сейчас не было. Музыкальный инструмент? Возможно.
Японец был одет в небесно-голубой, с иголочки японский походный костюм, пустые руки его расслабленно висели по сторонам. Вот только на уровне бедра что-то выпирало из под одежды. Что-то, что он мог легко вытянуть, сунув руку через полураскрытую молнию куртки. Рикенхарп был почти уверен, что там пистолет. Одна черта объединяла всех троих: выглядели они вымотанными.
Рикенхарп вздрогнул — покрывавший его пот остывал, — но заставил себя выдавить:
— Чо такое?
Слова прозвучали пусто. Он глядел поверх вошедших и ждал группу.
— Группа за кулисами, — сообщила хаотичка. — Басист велел передать: «Псьходитнахрн».
Рикенхарп улыбнулся ее издевке над технарским жаргоном: «Пусть выходит на хрен».
А потом, словно слетела обдолбанность, он услышал крики и понял, что публика вызывает на бис.
— Боже мой, на бис, — произнес он не задумываясь. — Как, блин, давно этого не было!
— Чувайк, — подал голос худой парень. Он произнес «чувайк» вместо «чувак»; бриташка или австрияк. — Яй видеть ты Стоунхендж пьять льет тому, ты исполняйть тот другой хит.
Рикенхарп чуть поморщился, услышав слова «другой хит», невольно подчеркнувшие тот факт, что хитов у него было только два и все понимали, что больше не ожидается.
— Меня зовут Кармен, — представилась хаотичка. — А это — Уиллоу и Юкио.
Юкио стоял в стороне от других. Что-то в его поведении подсказало Рикенхарпу, что он следит за коридором, хотя всячески пытается это скрыть. Кармен заметила, что Рикенхарп наблюдает за Юкио, и пояснила:
— Скоро тут будут копы.
— С чего бы это? — спросил Рикенхарп. — У клуба есть лицензия.
— Ты или клуб тут ни при чем. Ищут нас.
— Мне не нужно неприятностей, — заметил Рикенхарп, посмотрев на нее. Он подхватил гитару и направился в зал. — Да еще на бис надо спеть, пока они не остыли.
Кармен пошла за ним и под эхо аплодисментов спросила:
— Можно нам пока побыть в гримерной?
— Да, но там небезопасно. Если вы сюда зашли, то и копы могут.
Они уже были в кулисах, Рикенхарп сделал знак Марчу, и группа начала играть.
— Это не совсем копы, — призналась она. — В таких местах они плоховато ориентируются: будут искать нас в толпе, а не в гримерке.
— Ты оптимистка. Я попрошу вышибалу постоять здесь и, если увидит, что кто-то спускается, сказать, что внизу никого нет, он только что проверял.
— Спасибо. — Кармен вернулась в гримерку.
Рикенхарп поговорил с вышибалой и отправился на сцену. Он чувствовал себя выжатым, гитара висела тяжким грузом. Но он смог подхватить энергию зала, она питала две песни на бис. Он ушел, пока публика еще хотела продолжения — так всегда нужно делать, — и, весь потный, направился обратно в гримерку.
Там все еще ошивались Кармен, Юкио и Уиллоу.
— Есть тут задний выход? — спросил Юкио. — На улицу?
— Подождите в зале, — попросил Рикенхарп, — я скоро выйду и покажу вам.
Юкио кивнул, и они пошли в зал. Группа проскользнула мимо Кармен, Юкио и Бриташки, почти не обратив на них внимания, полагая их обычным околомузыкальным планктоном. Только Марч, заметив сиськи Кармен, сделал танцевальное па, аккомпанируя себе барабанными палочками.