– Видишь, Эдвард, они уже на марше, – радостно произнес его друг. – И, по-моему, тактика их хороша. Генерал Кромвель вынужден был занять неудобную позицию. Наши теперь находятся между его армией и Лондоном. У них в запасе еще три марша, и по мере дальнейшего продвижения английские сторонники наконец смогут к ним присоединиться. Отчаянный шаг, но удачный. Если продолжится так же бодро, как началось, победа за нами. Конечно, по численности мы пока не равны парламентской армии, зато теперь в наши ряды каждый день станут вливаться новые силы. Король уже послал людей на остров Мен за графом Дерби, и он присоединится к армии завтра.
– Где же в данный момент находится армия? – спросил Эдвард.
– Они продвигаются столь стремительно, что завтра же встанут лагерем всего в нескольких милях от нас, – откликнулся Чалонер. – Если хочешь, можем присоединиться к ним.
– Всей душой, – выдохнул Эдвард как раз в тот момент, когда доложили, что ужин подан.
Глава XXIII
Ранним утром прибыл гонец с письмом от генерала Миддлтона, сообщавшего Чалонеру, что королевская армия прошлым вечером разбила стоянку менее чем в шести милях от Портлейка. Молодые люди еще лежали в постелях, но, получив весть, принялись спешно себя приводить в порядок. Когда они начали одеваться, Чалонер заметил, что костюм Эдварда вряд ли будет уместен там, куда они едут, и, распахнув перед ним гардероб, предложил ему выбрать любую одежду из той, которую он носил несколько лет назад, когда был гораздо худее. Костюмы вполне пришлись Эдварду впору, и, вполне понимая, насколько прав его новый друг, он выбрал себе два из них, которые были ему больше всего по вкусу. Довершила картину шляпа с пером. И Эдвард в новом своем одеянии превратился в красавца Кавалера. Спешно позавтракав, друзья распрощались с пожилыми леди и поспешили в лагерь сторонников короля.
Час спустя они уже объяснялись с дежурным офицером на передовом посту, который, узнав, в чем дело, велел сопровождающему отвести их в палатку генерала Миддлтона. Он принял Чалонера совершенно накоротке, узнав же, кто его спутник, отнесся и к Эдварду с полным радушием.
– Я ожидал тебя, Чалонер, – деловито проговорил генерал. – Мы собираем сейчас кавалерию. Ее командующим назначен герцог Бакингем, однако реально ей будет командовать Масси. Ты пользуешься влиянием в этом графстве и, без сомнения, приведешь к нам много дельных людей.
– А где граф Дерби? – поинтересовался Чалонер.
– Сегодня утром как раз присоединился к нам. Мы продвигались настолько стремительно, что едва успевали подбирать сторонников, – с гордостью сообщил Миддлтон.
– А генерал Лесли? – хотелось как можно больше выяснить Чалонеру.
– К сожалению, пребывает в дурном настроении, – ответил генерал. – Точной причины не знаю, но повод для беспокойства у него точно есть. В его войске чересчур много священников, а у них, как известно, на все особые взгляды, и они не очень-то склонны слушать чужие команды. Но нам с вами, кажется, надо поторопиться к его величеству. Он в это время уже встает, и, если вы готовы, я вас представлю ему. А потом уж поговорим подробнее.
Генерал привел их в дом, где на время стоянки была устроена временная резиденция короля, и после недолгого ожидания в приемной их провели пред светлые очи Карла Второго. Выполнив ритуал приветствия, Миддлтон сказал:
– Позвольте, ваше величество, представить вам майора Чалонера, отец которого был вам небезызвестен.
– Напротив, он был хорошо нам известен своей отвагой и преданностью, и мы до сих пор горько оплакиваем его гибель. У нас нет никаких сомнений, что сын унаследовал все качества своего замечательного родителя.
Его величество протянул ему руку, и Чалонер, преклонив колено, поцеловал ее.
– А теперь ваше величество будут изрядно удивлены, – снова заговорил генерал. – Потому что второй молодой джентльмен, которого я вам хочу представить, считается погибшим, а род его – обрубленным жестокой дланью наших врагов. Это старший сын полковника Беверли.
– Да неужели?! – воскликнул король. – Семья столь нам преданного и достойного джентльмена, как Беверли, погибшая в огне Арнвуда, была нашей болью. Известие же, что сын полковника спасся, мы расцениваем в качестве нашей личной удачи. Твое место рядом с нами, Беверли, и пусть отныне наш слух услаждает звук твоего имени.
Эдварду тоже была протянута рука, и он, в свою очередь преклонив колено, приложился к ней губами.
– Ну, юный джентльмен, что бы ты пожелал от нас, дабы свет памяти нашей о твоем чудесном родителе достойно в тебе воплотился? – осведомился король.
– Единственное, о чем просил бы ваше величество, – это позволить мне в час опасности находиться с вами, – с поклоном ответил Эдвард.
– Слышим ответ настоящего Беверли, – его ответ явно пришелся по душе королю. – И постараемся эту просьбу исполнить, Миддлтон, – перевел он взгляд на генерала.
Вскоре аудиенция завершилась, но не успели они покинуть дом, как Миддлтона опять призвали пред светлые очи, и, вернувшись, он сообщил Эдварду:
– У меня есть приказ за подписью его величества о назначении вас капитаном кавалерии в свите короля. Это дань памяти о вашем отце, но, должен сказать, и вы сами произвели на него хорошее впечатление. Чалонер займется вашими формой и снаряжением, конь же у вас, насколько я видел, и так превосходный. Времени на подготовку не теряйте. Мы завтра же выступим по направлению к Уоррингтону в Чешире.
– О парламентской армии что-нибудь слышно? – полюбопытствовал юноша.
– Она движется через Йоркшир в направлении Лондона. И постарается нас от него отрезать, если им это, конечно, удастся, – пояснил генерал. – Но прошу извинить меня, джентльмены, я, увы, сейчас не имею времени на праздные разговоры, – с крайне сосредоточенным видом добавил он.
Вскоре Эдвард был уже полностью экипирован и, поступив в личное распоряжение короля, двинулся вместе с ним и с армией в Уоррингтон. На подходе к нему их атаковало подразделение парламентской кавалерии, но им удалось с незначительными потерями обратить его в бегство, и так как командовал этим отрядом Ламберт, входивший в число самых лучших кромвелевских генералов, войско его величества ликовало. Знай они, что Ламберт, согласно приказу Кромвеля, лишь должен был задержать дотоле стремительное продвижение противника, а не тратиться на дальнейший бой столь неравными силами, воодушевление несколько поубавилось бы. Но все было, как было, и, сочтя отступление вражеской кавалерии за свою убедительную победу, командование, сперва намеренное не сбавлять темпа марша до самого Лондона, приняло вдруг решение передохнуть, направив пока графа Дерби вместе с еще двумястами высокопоставленными офицерами и джентльменами обратно в Ланкашир, чтобы они собрали там и в Чешире сторонников короля. Так вот и вышло, что большая часть командиров покинула расположение армии, она же двинулась на постой в расположенный к королю и к тому же обильный провизией город Вустер, где и должна была оставаться, покуда к ней не примкнет английское пополнение. Город торжественно распахнул ворота пред воинством его величества, которое, щедро снабженное жителями всем необходимым, беспечно предалось отдыху.
Первая нехорошая весть пришла из Уигана. Ополчение кромвелевской милиции внезапно атаковало ночью подразделение графа Дерби, который и не подозревал, что враг подобрался столь близко. Сопротивлялся он со своими людьми весьма стойко, но большая часть полегла в сражении, а остальных взяли в плен и почти всех подвергли жестокой казни.
– Паршиво все как-то начало складываться, – расстроился Эдвард.
– Паршивее не придумаешь, – мрачно проговорил Чалонер. – Мы одним махом лишились почти всех лучших офицеров. Они вообще не должны были покидать армию. После такого разгрома мало кто пожелает влиться в наши ряды. В этом ведь мире кто победил, тот и прав. Но проблем-то у нас еще больше. Похоже, что в нашем стане начались распри. Герцог Бекингем в ярости от того, что не получил пост командующего армией. Генерал Лесли вовсе пал духом и явно не верит в успех. Из всех один только Миддлтон верен долгу, остальные же в замешательстве и разочаровании. Офицеры ссорятся, подчиненные вышли у них из-под контроля, все много болтают и почти ничего не делают. Сколько велось разговоров о том, что необходимы защитные сооружения, но мы здесь уже простояли пять дней, а их как не было, так и нет. И в результате Кромвель на нас нападет в тот момент, когда мы даже не будем подозревать о его намерениях. Помяни мое слово, Эдвард, этим и кончится.