– Да, я вам верю, – откликнулся Эдвард, – и потому отвечу, что предпочел бы совсем иную одежду, будь у меня возможность свободного выбора.

– Мне это давно очевидно, – обрадовался Чалонер. – Как, впрочем, и то, что ваша поездка на север связана одной целью с моей. А потому, облегчив для вас труд признания, раскрою-ка карты первым. Я еду сражаться на стороне короля. Если цель ваша та же, то у меня в Ланкашире живут две старые тетушки. Чудесные и смелейшие леди, совершенно преданные нашему делу. В их доме я и намерен остаться до тех самых пор, пока не смогу присоединиться к армии, и приглашаю вас составить мне компанию. Вы там встретите самый радушный прием. И, разумеется, безопасность вам гарантирована.

– Как же, позвольте узнать, зовут ваших родственниц? – поинтересовался Эдвард.

– Что же, извольте свидетельство полного моего к вам доверия. Их фамилия Конингем, – с пафосом произнес Чалонер.

Эдвард извлек из кармана одно из писем, на котором был выведен четким почерком мистера Ленгтона адрес: «Достопочтенным мистрис Конингем, близ Болтона, графство Ланкастер».

– Я сам направлялся по этому адресу, – протянул он, смеясь, конверт своему приятелю. – А те ли именно это леди, к которым вы едете, или все, кто живет близ Болтона, носят такую фамилию, вам виднее.

Чалонер в свою очередь громко расхохотался.

– Замечательная коллизия! Двое людей встречаются по дороге, едут по одному и тому же адресу, преследуют схожие цели и двое суток упорно все друг от друга скрывают.

– Время такое, что волей-неволей надо держаться настороже, – спрятал в карман письмо Эдвард.

– Полностью с вами согласен, – еще до конца не пришел в себя от редкостного совпадения Чалонер. – Мы вообще с вами придерживаемся одних взглядов на вещи. И мне прекрасно известно, сколь вы смелы и одновременно благоразумны. Последнее качество, надо сказать, весьма редко среди Кавалеров. Конечно же, я по-прежнему буду сдержан при посторонних, но с вами я делать это не собираюсь. Мое совершеннейшее доверие вам обеспечено.

– То же самое я могу сказать про себя в отношении вас, – отвечал ему Эдвард.

Долго сдерживавшегося Чалонера как прорвало, и он принялся рассуждать о возможном ходе предстоящей войны, предполагая разнообразые варианты ее развития. По его словам, в войсках короля властвовали порядок и дисциплина, и они обладали всеми необходимыми качествами и оснащением для победы, тем более что, едва выдвинувшись в глубь Англии, получат солидное пополнение из числа сторонников. Словом, все вроде благоприятствовало удаче.

– Мой отец был командиром подразделения в битве при Нэсби и там сложил голову, – после короткой паузы продолжал молодой человек. – Парламент нас после этого обложил столь кошмарными штрафами, что тысячи фунтов нашего состояния обратились в несколько жалких сотен. Если бы не мои чудесные старые тетушки, которые столь щедро меня поддерживают и завещали мне все свои поместья, я бы сейчас был поистине нищим джентльменом.

– Вы говорите, отец ваш погиб при Нэсби, – охватило волнение Эдварда. – Не были ли вы там вместе с ним?

– Да, я там был, – лицо Чалонера затуманила давняя скорбь.

– Мой отец тоже погиб при Нэсби, – признался Эдвард.

– Ваш отец? – охватило изумление его собеседника. – Но я не припоминаю ни одного Армитиджа. Разве что был он не из командиров.

– Нет, он был командиром, – уточнил Эдвард.

– Среди командиров не было никого с подобной фамилией, – во взгляде Чалонера мелькнула тень недоверия. – Вас, наверное, дезинформировали.

– Я говорю вам чистую правду, – впервые с того момента, как оказался в лесу, решил раскрыть истину Эдвард. – Я в стольком уже вам признался, что вынужден сказать куда больше, чем, вероятно, следует. Избавьтесь от подозрений, которые, вижу, у вас возникли. Моя фамилия не Армитидж, хотя я уже весьма долгое время живу под ней. Но вы мне подали пример доверия, и я отвечаю вам тем же. Мой отец был полковник Беверли из войска принца Руперта.

Чалонер, не мигая, глядел на него.

– Я убежден, что все так и есть и дело не только в моем доверии вам. Вы мне постоянно кого-то напоминали. Теперь, слава богу, все выяснилось: вы ведь и внешностью, и манерами – копия своего отца! Я тогда хоть и был совершенным мальчишкой, хорошо его помню. Не встречал еще человека благороднее и галантней, чем он. После этого нам с вами осталось только одно: поклясться в дружбе, которую в силах прервать только смерть.

Он протянул Эдварду руку. Тот, крепко пожав ее, начал рассказывать о себе. Чалонер, не перебивая, внимал ему, когда же он смолк, сказал:

– Все мы слышали о поджоге Арнвуда и скорбели о детях Беверли, нашедших гибель в огне. Многие няни в домах Кавалеров рассказывают эту историю детям, и они не могут слушать ее без слез. Но мне надо спросить тебя, Эдвард, неужели ты собирался быть в армии короля под вымышленной фамилией?

Эдвард пожал плечами.

– Не знаю, что и ответить. Я надеялся там найти друга, который бы дал мне совет.

– Друг у тебя уже, Беверли, есть, – кивнул ему Чалонер. – И я, между прочим, жизнью тебе обязан, так что дурного не посоветую. Ты не должен скрывать свое имя от короля, ибо нет лучше рекомендации, чем оно. Сыну полковника Беверли путь среди Кавалеров открыт. И примут тебя, без сомнения, очень радушно. А имя твое зазвучит в устах многих как провозвестник победы. Ты, Эдвард, едешь к единомышленникам, многие из которых знают, что отец твой был лучшим и преданнейшим подданным короля из всех, кто когда-либо обнажал шпагу в его защиту. И память о нем осеняет всех, кто еще не забыл, что такое честь и достоинство. Вижу по твоему лицу, ты все уже понял, и на этом закончу. Кстати, наша поездка подходит к концу. Видишь шпиль болтонской церкви? – указал он вперед. – Ох, старые леди рехнутся от радости, как только узнают, кого я привез к ним!

Эдварда так растрогало, что отца его до сих пор чтят и помнят, что он был какое-то время не в силах произнести ни слова и лишь украдкой смахивал с глаз наворачивающиеся слезы.

В Портлейк друзья прибыли поздним вечером. Огромный почтенного возраста особняк старых леди располагался в красивейшем парке, изобиловавшем старыми породистыми деревьями. Один из слуг приметил двух молодых людей еще на подъездной аллее и бросился к дому, прекрасно зная, сколь радостно примут хозяйки весть о том, что племянник добрался до них. К тому времени, как они поравнялись с дверью, ее уже распахнули в их ожидании, а в холле стояли обе тетушки, страшно боявшиеся, как бы с любимым их родственником не стряслась по дороге беда.

– А между прочим, она со мной действительно чуть не стряслась, – после приветствий признался он им. – Если бы очень вовремя не вмешался вот этот мой друг, вряд ли мы с вами сейчас обнялись бы. И не смотрите, пожалуйста, так на его пуританское одеяние. На самом деле он Кавалер и предан нашему благородному делу. Кроме того (ох, сейчас я вас изумлю!), он – сын полковника Беверли, который погиб при Нэсби вместе с моим дорогим отцом!

– Никому не были бы так рады, как вам! – синхронно простерли к смущенному Эдварду руки две старые леди и, спешно препроводив их в гостиную, распорядились поскорее накрывать ужин.

– За нашими лошадьми проследят, – сказал Чалонер Эдварду. – Больше нам не придется самим обихаживать их. А теперь, дорогие тетушки, позвольте узнать, нет ли для меня писем?

– И сразу несколько, – подтвердила одна из них, – но, наверное, прежде тебе и мастеру Эдварду надо поесть.

– Нет уж, сначала письма, – сгорал от нетерпения Чалонер. – Почитаю-ка их перед ужином, а за столом обсудим новости.

Та же из тетушек передала ему стопку конвертов. Чалонер, одолев очередную корреспонденцию, тут же передавал ее Эдварду, и, таким образом, они оба быстро оказались в курсе происходящего. Генерал Миддлтон и другие авторы этих посланий уже находились в армии и сообщали Чалонеру о том, что там происходит сейчас и какие действия планируются на ближайшее будущее.