– Тогда милости прошу. – Лесничий вскочил со скамьи и направился к выходу. – Сейчас распоряжусь, чтобы Хваткого вашего ночевать в лучшем виде на псарню определили.
Проведя вполне сносную ночь у лесничего, Эдвард съел на рассвете поданный ему легкий завтрак и, забрав с псарни Хваткого, пустился в обратный путь. «Какая прекрасная девушка! – размышлял он в такт своим быстрым шагам. – И, по-моему, она искренне благодарна мне. Иначе бы не вела себя столь по-дружески. Тем более что считает меня человеком низкого происхождения». Затем ему вспомнились ее откровения об отце, и последние капли антипатии к этому Круглоголовому, которые еще были в его душе до вчерашнего визита к Пейшонс, словно бы испарились. Впрочем, Эдварду все же было сомнительно, что это знакомство продолжится, если, конечно, его и впрямь не поймают. Вот в таком случае он и впрямь к нему будет доставлен насильно.
За подобными мыслями он одолел миль восемь пути и, так как его уже отделяло достаточное расстояние от дома хранителя, счел возможным заняться охотой. Поблизости находилась скрытая за густыми кустами полянка с маленьким озерцом, погода стояла жаркая, и вполне вероятно, там мог сейчас охлаждаться или пастись хороший олень.
Кликнув Хваткого, юноша осторожно двинулся вместе с ним к кустарнику, как только достиг его, опустился на четвереньки и бесшумно пополз сквозь заросли. Вот наконец и полянка. Оленя там не было. Зато возле самого озерца крепко спал на траве вчерашний обидчик Эдварда – злобный лесник Джеймс Корбулд. Учуяв его, Хваткий предупреждающе зарычал, Эдвард велел ему замолчать и начал тихонечко подбираться к спящему. Собаки при леснике не было, сам же он, несмотря на светящее прямо в его лицо солнце, самозабвенно храпел.
Вмиг оценив ситуацию, Эдвард вытянул из-под Корбулда вмятое его мощным телом в траву ружье и, быстро избавив его от заряда, возвратил на прежнее место. У него не было никаких сомнений, зачем этот тип явился столь рано в такую глушь. Если бы он хотел отыскать оленя, то обязательно взял бы с собой собаку. А раз ее нет, объяснение только одно: Корбулд открыл охоту на него, Эдварда, и так как свидетелей здесь не будет, по всей вероятности, вздумал навечно расправиться с ним. «Ну ничего, – уже пробирался обратно сквозь заросли юноша. – Теперь он не сможет выстрелить первым, и я спокойненько от него сбегу. Но до чего же отвратный тип. Если и можно кого-то назвать человеком с лицом убийцы, то именно Корбулда».
Не удалось ему еще полностью миновать полосу кустов, как послышался визг собаки. Тут он заметил, что Хваткого рядом нет, и развернулся было обратно, но пес уже вынесся ему навстречу. Задержался он возле Корбулда оттого, что учуял в его кармане пленительный запах чего-то мясного. Попытка проверить подробнее Хваткого подвела, ибо своими действиями он разбудил лесника, и тот заехал ему кулаком в голову, после чего он с воплем кинулся наутек, Корбулд же, мигом признав в нем пса Эдварда, схватил лежавшее на траве ружье и осторожно пустился следом.
Эдвард, не ведая этого, ибо произошедшее на поляне было от него скрыто плотной стеной кустов, убедился, что с Хватким полный порядок, чуть выждал на месте и, хоть Корбулд, по его мнению, дрых без просыпа, счел за лучшее отложить охоту на завтра, а сейчас возвратиться домой. Шел он быстро и миль за шесть до конечной цели почувствовал жажду. Рядом был ключ. Он напился из родника, сел немного передохнуть и вновь глубоко задумался о вчерашних событиях. От размышлений его отвлекло рычание Хваткого, который именно так обычно предупреждал об опасности. Немедленно заподозрив, что Корбулд все же преследует их, Эдвард бесшумно зарядил ружье и поднялся на ноги. Хваткий рванул вперед. Проследив за ним взглядом, юноша наконец увидал лесника, который, укрывшись за стволом дерева, целился прямо в него. Громко щелкнул затвор. Выстрела не последовало. Хваткий решительно атаковал негодяя. Тот попытался ударить его прикладом, но рядом уже стоял Эдвард.
– Очень рекомендую остановиться. Иначе тебе будет худо.
– Держи карман шире, молокосос. Это тебе сейчас будет худо, – перекосилась от злобы физиономия лесника.
– Да, верно, вполне могло быть, если бы твое ружье выстрелило, – держал его четко на мушке Эдвард.
– Я целился не в тебя, а в собаку твою проклятую, – огрызнулся Корбулд. – И я уж ее укокошу.
– Ну попытайся, если желаешь, чтоб это прежде случилось с тобой, – ровным голосом проговорил юноша. – Только врать-то не стоит. Целился ты в меня, трусливый урод. Как же тебе сейчас тошно, что я еще жив. Очень ты хорошо все придумал, только вот тупость и лень тебя подвели. Может быть, это станет тебе уроком. Не спи на работе, особенно если с тобой ружье, из которого я вполне вовремя порох и высыпал. Следовало бы сейчас пустить тебе пулю в лоб, но я никогда не позволю себе расправиться даже с таким ничтожеством, если оно беззащитно. Так что проваливай-ка скорее и помни: если не оставишь меня в покое, больше с тобой церемониться я не намерен. Пошел вон отсюда! – Эдвард еще плотнее прижал к плечу приклад надежного своего ружья. – Если не уберешься, я выстрелю.
Поняв, что угроза нешуточная, Корбулд волей-неволей стал отступать, однако, едва оказавшись вне зоны выстрела, исторг из себя поток до того омерзительнейших ругательств, что я воздержусь их цитировать, ограничившись лишь обещанием негодяя в самом ближайшем времени довершить задуманное и расправиться с Эдвардом. На этом он, потрясая в воздухе кулаком, удалился, юноша же, чуть выждав, а затем велев Хваткому следовать рядом, продолжил свой путь.
«И впрямь отпетый мерзавец, – думал он на ходу. – Чем уж таким особенным я ему досадил? Отказался быть арестованным? Но разве это причина желать человеку смерти? Он же меня совершенно определенно сейчас собирался убить. А раз в нем скопилось так много злобы и ненависти, значит, он очень опасен. И после нашей с ним стычки станет еще опаснее. Почти уверен, что он сейчас домой не пошел, а выжидает, пока я, по его суждению, потеряю бдительность, а потом снова двинется мне по следу».
Такой вывод его встревожил. Сам он, конечно, предупрежден об опасности и вполне в силах с ней справиться. Но что если негодяю удастся выследить, где их дом? Тогда ведь совсем нельзя поручиться за безопасность сестер. Кто знает, какая мерзость может взбрести в его гнусную голову? И Эдвард принял решение хорошенько запутать Корбулда.
Резко направив стопы на север, он теперь каждые полчаса менял направление, не забывая, однако, четко придерживаться маршрута, который увел бы преследователя в противоположную сторону от их жилища. Стало смеркаться, и каждый раз, как ему на пути попадалось широкое дерево, Эдвард, прячась за ним, озирался по сторонам, проверяя, нет ли поблизости Корбулда. Когда свет еще чуть померк, он наконец заметил его. Преследователь, выдерживая совсем небольшую дистанцию, перемещался короткими перебежками от дерева к дереву.
«Ну, раз ты действительно здесь, голубчик, устрою-ка я тебе славненькую прогулку, – скорее обрадовался, чем огорчился возникшей ясности положения, Эдвард. – Сейчас мы с тобой от души побегаем и проверим, чьи ноги крепче». Сориентировавшись, он вдруг понял, что находится неподалеку от ловушки Хамфри, и у него моментально возник замечательный план. Едва слышно отдав команду собаке следовать рядом, он двинулся через поляну. Стало уже совершенно темно, лишь яркие звезды светили на ярком небе, и это как нельзя больше благоприятствовало замыслу Эдварда.
Достигнув противоположного края поляны, он обернулся и увидел, что Корбулд теперь значительно сократил дистанцию, видимо, полагая, что очень надежно скрыт темнотой. «Замечательно. Продолжай в том же духе, мой милый», – произнес про себя Эдвард и двинулся прямиком к ловушке, возле которой вновь на мгновение замер, оглянувшись, заметил, что Корбулд следует ярдах в ста позади него, зажал пасть Хваткому, остерегаясь, как бы тот ненароком не тявкнул, обогнул тщательно замаскированную яму Хамфри с таким расчетом, чтобы она оказалась на кратчайшем пути между ним и преследователем, и резко ускорил шаг, словно бы вознамерился убежать. Корбулд тоже заторопился и рухнул на полном ходу в ловушку. До Эдварда донеслись треск веток, истошный вопль и звук выстрела.
