Занялся рассвет, и небо начало светлеть. Второй день, подумал я.

Иди на восток, Элиас.

На поле боя опускалась жара, и зловоние усилилось. Тучи мух и падальщиков кружили над телами. Я кричал и бросался на них с мечом, но не мог отогнать. До смерти хотелось пить и есть, но только не здесь. Я насчитал пятьсот тридцать девять тел. Я не смогу убить так много, сказал я себе. И не стану. Внутренний голос хихикнул в ответ, когда я попытался себя в этом убедить.

«Ты – маска, – спорил голос. – Конечно, стольких ты и убьешь. Даже еще больше».

Я убегал от мыслей, желая всем сердцем вырваться из этого жуткого места. Но не мог. Небо потемнело, поднялась луна. Я не мог выбраться.

Снова солнечный свет. Третий день. В голове кружили мысли, но я едва их осознавал. Мне надо что-то сделать. Где-то быть. Я посмотрел вправо, на горы. Туда. Я должен идти туда. Я заставил себя повернуть.

Иногда я говорил с теми, кого убил. В мыслях слышал их шепот – они не обвиняли меня, а делились надеждами и мечтами. Лучше бы они осыпали меня проклятиями. А самое тяжкое – выслушивать, как бы все сложилось, если бы я их не убил.

Восток. Элиас, иди на восток. Это единственная разумная мысль, за которую я еще держался. Но подчас, когда меня одолевал страх о моем будущем, я забывал идти на восток. Вместо этого бродил среди тел, моля прощения у тех, кого убил.

Темнота. Дневной свет. Четвертый день. А затем и пятый. Почему я считаю дни? Дни не имеют значения. Я в аду. Ад, который создал себе сам, потому что я – зло. Такое же, как и моя мать. Такое же, как все маски, живущие лишь затем, чтобы проливать кровь и слезы своих жертв.

К горам, Элиас, – шептал слабый голос в моей голове – последние крупицы здравомыслия. – К горам.

Ступни кровоточили, лицо потрескалось от ветра. Небо подо мной, земля надо мной. Нахлынули старые воспоминания: мама Рила учит меня писать имя, которое дали мне кочевники; боль от плетки центуриона впервые рвет мою спину; мы с Элен сидим рядом где-то в чащобах на севере и любуемся, как небо переливается невероятными цветами.

Я переступил через тело и рухнул на землю. От удара всколыхнулась почти забытая мысль:

Горы. Восток. Испытание. Это Испытание.

Эти слова будто вытянули меня из зыбучих песков. Это Испытание, и я должен преодолеть его.

Большинство людей на поле боя еще не убиты – я только что видел их. Это проверка на храбрость и силу, и значит, здесь должно быть нечто особое, что я должен сделать.

«Пока ты не победишь свой страх, смерть останется с тобой».

Я услышал звук. Он был похож на тот голос, что я слышал в первые дни. Мерцая как мираж, на краю поля боя стояла фигура. Снова моя первая жертва? Я, шатаясь, двинулся к ней, но рухнул на колени, не дойдя нескольких футов. Потому что это не моя первая жертва. Это была Элен. Она, вся в кровоточащих ранах и царапинах, смотрела на меня пустыми глазами. Ее платиновые волосы спутались.

– Нет, – заскрежетал я. – Только не Элен, только не Элен. Не Элен.

Я повторял эти слова как безумец, который больше ни о чем не может думать. Призрак Элен подошел ближе.

– Элиас. – Небеса, это ее голос! Надтреснутый и запыхавшийся. Такой реальный. – Элиас. Это я. Элен.

Элен на моем поле смерти? Элен – еще одна жертва? Нет! Я никогда не убью своего лучшего друга. Это даже не желание, так оно и есть. Я не убью ее.

И в этот момент я осознал, что не боюсь того, что никак не может случиться. Поняв это, я почувствовал, что страх, державший меня в плену все эти дни, наконец отпустил.

– Я не убью тебя, – выдохнул я. – Клянусь. Кровью и плотью, клянусь. И остальных я тоже не убью. Я не буду.

Поле боя исчезло, зловоние рассеялось, смерть ушла, как будто всего этого и не было. Как будто эти видения существовали только в моем воображении. Передо мной совсем близко, так, что можно дотянуться, возвышалась гора, к которой я брел пять дней. Каменистые тропы извивались и устремлялись вверх словно письмена Кочевников.

– Элиас?

Призрак Элен все еще был здесь. Я не понимал.

Она потянулась к моему лицу, и я отпрянул, ожидая холодное бесплотное касание. Но ее кожа оказалась теплой.

– Элен?

Тогда она прижала меня к себе, обняла мою голову, шепча, что я жив, что она жива, что мы оба уцелели, что она нашла меня. Я обнял ее за талию, уткнулся лицом ей в живот. И впервые за девять лет разрыдался.

– У нас всего два дня, чтобы вернуться. – Это были первые слова Элен с тех пор, как она практически втащила меня в горную пещеру.

Я ничего не ответил. Я еще не мог говорить. Над огнем жарилось лисье мясо, и я исходил слюной от его запаха.

Настала ночь. С запада наползли черные тучи, и небеса разверзлись. Дождь лил стеной, громыхал гром, молнии пронзали ночную мглу.

– Я увидела тебя где-то в полдень, – она добавила еще несколько веток в огонь. – Но еще часа два пришлось спускаться к тебе с горы. Сначала думала, что ты – какой-то зверь. Затем луч солнца отразился в твоей маске. Она смотрела на дождь. – Ты плохо выглядишь.

– Как ты узнала, что я не Маркус? – прохрипел я. В горле пересохло, и я глотнул воды из самодельной фляги, которую Элен вырезала из тростника. – Или Зак?

– Ну я уж могу отличить тебя от парочки рептилий. Кроме того, Маркус боится воды. Пророки бы не отправили его в пустыню. А Зак не выносит замкнутого пространства, так что он, вероятно, где-то под землей. Вот. Ешь.

Я ел медленно, не сводя глаз с Элен. Обычно гладкие волосы ее спутаны, платиновый блеск померк. Кожу покрывали царапины и засохшая кровь.

– Что ты видел, Элиас? Ты подходил к подножью горы, но продолжал падать, хватаясь за воздух. Ты говорил что-то о том, чтобы… чтобы убить меня.

Я покачал головой. Испытание еще не закончилось, и мне надо забыть то, что я видел, чтобы преодолеть это.

– Где они тебя оставили? – спросил я.

Она обняла себя руками и сжалась так, что ее глаза стали почти не видны.

– На северо-западе. В горах. В гнезде гигантского грифа.

Я отложил мясо. Гигантский гриф – огромная птица с пятидюймовыми когтями и размахом крыльев футов в двадцать, не меньше. Их яйца размером с голову человека, а птенцы известны своей кровожадностью. Но для Элен хуже всего то, что грифы вьют свои гнезда выше облаков, на вершинах самых неприступных пиков.

Она могла не объяснять, отчего у нее перехватывало голос. Бывало, Элен часами трясло после того, как Комендант заставляла ее взбираться на утесы. Пророки всё это, конечно, знали. Они добыли ее потаенные страхи так же просто, как воры снимают со сливы плоды в чужом саду.

– Как же ты спустилась?

– Повезло. Сама птица как раз улетела, а птенцы только что проклюнулись из своей скорлупы. Но и такими они оказались довольно опасны. – Элен подняла свою рубашку, обнажив бледную упругую израненную кожу. – Я выпрыгнула из гнезда и приземлилась на выступ десятью футами ниже. Я не… не осознавала, насколько высоко я была. Но это не самое худшее… Я продолжала видеть…

Она запнулась, и я понял, что Пророки, должно быть, окружили ее какими-нибудь гадкими видениями наподобие моего поля боя из ночного кошмара. Какая тьма поглотила Элен в тысячах футах над землей, когда единственное, что отделяло ее от смерти – это несколько дюймов выступа скалы?

– Пророки больны… – изрек я. – Я не могу поверить, что они…

– Они делают то, что должны, Элиас. Они заставили нас столкнуться с нашими страхами. Им надо найти сильнейшего, понимаешь? Самого смелого. Нам придется довериться им.

Элен закрыла глаза, все еще дрожа. Я подошел к ней и обнял за плечи, чтобы успокоить. Когда она подняла ресницы, я осознал, что чувствую жар ее тела, что наши лица совсем близко. У нее красивые губы, заметил я отвлеченно, верхняя полнее нижней.

Мы встретились взглядом лишь на мгновение, которое показалось бесконечным. Она подалась ко мне, ее губы приоткрылись. Меня охватило жгучее желание, но следом пронзила тревога: это плохая идея! Ужасная. Элен – твой лучший друг. Остановись. Я опустил руки и поспешно отступил, стараясь не замечать, как к ее шее прилила кровь. Глаза Элен вспыхнули злостью или смущением, трудно сказать.