– Ты всегда был черствым, как кусок студня! – заорала маменька. – Вылитый отец, ни молекулы сочувствия к женщине, у которой проблема!

Я поставил ботинки на место. Черствый студень? Замечательный образ. Кто-нибудь из вас видел засохший холодец? Протухнуть сей продукт может, но превратиться в сухарь…

– И, как обычно, ты перебил меня, не дал договорить, – злилась Николетта.

Я изобразил смирение.

– Прости. Продолжай, пожалуйста.

– Уже не хочу. Пропала охота. Ты не поймешь, что я переживаю! У Коки, Зюки, Люки песики бело-черные, а мой Лев Толстой Достоевский рыжий, все говорят, что он не чистых кровей, – зарыдала маменька и убежала в глубь квартиры.

Я не понял проблему. Ну да, барбос рыжий, и что?

– Иван Павлович, – тихо сказал Борис, – госпожа Адилье поспорила со своими подругами. Те приобрели себе собак в Германии в одном питомнике, получили их сегодня со всеми документами, подтверждающими породу животных. А Владимир Иванович купил Людвига Ван Иоганна Вольфганга Цезаря Брут Ницше в России и тоже с родословной. Ваша мама сказала Люке-Зюке-Коке: «Ваши псы – подделка, у них шерсть неправильная». Кока обиделась, вызвала международного эксперта, госпожа Адилье к ней со своей собакой сегодня прибыла и…

Борис умолк.

– Дворнягой оказался барбос маменьки? – догадался я.

– Хозяйка крайне расстроена, – прошептал батлер.

Входная дверь отворилась, показался огромный веник из белых роз, за ним скрывался красный, вспотевший Владимир Иванович.

– Дорогая! – закричал он. – Я здесь! С ключами! Дом твой! Документы в машине! Можем прямо сейчас туда ехать!

Я решил напомнить о своем присутствии и произнес:

– Добрый вечер.

– Разрешите взять роскошные цветы? – с поклоном осведомился Борис.

Отчим сунул ему клумбу.

– Ваня! Привет, я сразу не заметил тебя.

Я всунул ноги в любимые ковровые тапки, при взгляде на которые маменька всегда ехидно говорит: «К этой обуви положена юрта». Ну да, я ростом всего метр девяносто с копейками, меня трудно заметить, и уж совсем странно ожидать, что поздним вечером хозяин квартиры окажется дома.

– Где Николетта? – спросил Владимир Иванович.

– Тут, – голосом леди Макбет, только что убившей всех, кто попался ей под руку, заявила маменька, выплывая в коридор. – Кто этот человек?

Я удержал рвущийся наружу смех. Маменька нарядилась в кроссовки с надписью «Old monkey» и свитер, украшенный фразой «The mothers of all monkey». Помнится, я был удивлен ее списком одежды, но потом выяснилось, что Николетта хотела принарядить собаку. Пуловер и обувь чуть было не полетели в голову незадачливого «закупщика», но, на мое счастье, появилась Кока и назвала жуткие шмотки самыми модными, прекрасными, стильными. И вот маменька в них щеголяет. Выглядит она… как бы помягче сказать… странновато.

Батлер тихо кашлянул.

– Кто этот человек? – повторила Николетта. – Кто?

Я шаркнул ногой.

– Разрешите представиться, Иван Павлович Подушкин.

– Вава, прекрати клоунаду, не о тебе речь. О нем! – рассердилась матушка. – Я его знаю? Нет, я его не знаю. И знать не хочу!

Владимир Иванович вытянул вперед руку со связкой ключей.

– Любимая! Ты просила купить особняк, а я – дурак, идиот, кретин! – заспорил. Я признал свою ошибку! Исправил!

Я сел на стул около вешалки. Так вот почему Николетта заявила о разводе с супругом и упала камнем на мою голову. Всегда покорно исполнявший любые ее желания муж взъерепенился, отказался приобретать недвижимость. А я?то гадал, что стряслось!

Николетта надула губы.

– Да? Сарай на шести сотках?

– Конечно, нет, – засуетился Владимир Иванович. – Три гектара участок, две тысячи квадратных метров избушка, ландшафтный дизайн от известного француза. Погоди, дорогая, фамилия лягушатника из головы выпала, сейчас…

Отчим вытащил телефон, стал в нем рыться.

– Э… э… Ага, вот – Андре Ленотр.

Я не удержался от смешка. Андре Ленотр – гениальный садовник, занимался обустройством парка Версальского дворца, а еще раньше разбил сад при замке Во ле Виконт, который принадлежал Николя Фуке, министру финансов Людовика Четырнадцатого. Король был не лишен такой простой человеческой слабости, как зависть. Их высочество приехал в гости к Фуке и возмутился, что у того роскошный дом, а также не менее прекрасная