– Я рассказал что знаю, ничего другого мне неизвестно. Печенькин тоже всеми данными не владеет. Хоть обспрашивайся, больше ничего не сообщу. И никто не даст пояснений, дело имело гриф особой секретности. Смотри, как у нас хорошо! Разве в Москве найдешь чистый воздух? Я бы на месте Константина не рыпался. В Балуеве отлично жить – денег много не надо, тишина… И чего парня в столицу потянуло?
– Молодости свойственны амбиции, – вздохнул я. – Каждому человеку в восемнадцать лет хочется покорить мир, достичь больших высот, он мнит себя гением.
– Ну это ты придумал, – отмахнулся собеседник. – Я вот с детства знал, что всю жизнь тут жить буду, и ничего другого мне не надо. Ну и каких таких высот Константин, по твоему мнению, достиг? Покойников моет.
– Вы поддерживаете связь с Уховым-Вилкиным? – удивился я.
– С мальчишкой? Не, он уехал, как в воду канул, – лениво протянул Горелов.
– Парень давно вырос, – сказал я, – теперь он взрослый мужчина. Откуда вы знаете, что Костя связан с похоронным делом?
Петр пошатнулся на стуле.
– Он чего, в самом деле с трупами возится?
– Сами только что произнесли: «Чего он достиг? Покойников моет», – терпеливо объяснил я.
– Я ничего про Вилкина не слышал, – засмеялся Горелов. – У нас тут люди так выражаются. Допустим, спросит кто про соседа или знакомого, имеющего репутацию лентяя, пьяницы, бездельника, ну и ответишь: «А, он покойников моет». Сразу понятно, что никудышный человек. Трупы-то полоскать – распоследнее дело. А что, парень реально в морге пашет? То-то Вениамину Михайловичу радость с небес на сына глядеть.
Я пустился в объяснения:
– У Константина с женой свое похоронное агентство, они хорошо зарабатывают.
– Гадость, – скривился Петр. – Могильщик! Ниже падать некуда. И что, был ему смысл отсюда убегать? Зачем? Чтобы труповозом стать?
Я понял, что спорить с участковым бесполезно, и сменил тему.
– Учитывая весьма непростую биографию четы Вилкиных, вам не пришло в голову, что их убили?
Горелов встал и начал ходить по лужайке.
– Так говорил же тебе, что в Балуеве каждый человек на виду, новенького сразу заметно. А тогда никто не приезжал. Да просто забыли Вилкины вьюшку открыть, может, первачка попробовали…
– Они пили? – удивился я.
Петр прислонился спиной к сосне.
– А кто не выпивает? Алкоголиками не считались, но после бани принять рюмочку – святое дело. Или от простуды. В день смерти Вениамин Михайлович, когда за пенсией приехал, кашлял ужасно, прямо собакой лаял. Пожаловался мне: «В жару искупался в речке, теперь дохаю». Я ему посоветовал: «Ты на ночь самогону с перцем дерябни, к утру все пройдет. Всегда так лечусь». Он, наверное, меня послушался, окосел, вот и забыл про вьюшку.
Я изумился:
– Погодите! В деле Вилкиных написано, что люди в Балуеве на почте забеспокоились, когда Вениамин Михайлович вовремя не явился за пенсией, хотя всегда аккуратно приходил. Вроде тела их нашли именно вы. Отправились в мотель, чтобы убедиться, что со стариками все в порядке.
Участковый отошел от дерева.
– Не вчера беда разыгралась, четко уж и не помню, как дело было. Значит, накануне смертного дня я Вениамина Михайловича встретил, и он не за деньгами припер, а чего-то купить хотел, может, спички кончились. О покойных принято хорошо говорить, поэтому я и не сказал тебе про их увлечение, а если честно, они закладывали за воротник крепко. Сами брагу варили, любили бутылку-другую раздавить.
Я поднялся.
– Хочется посмотреть на мотель. Кому он теперь принадлежит?
Петр присел на корточки.
– Глянь-ка, курятник вылез.
– Кто? – не понял я.
– Гриб, который не в сезон вылупляется, – объяснил Горелов. – Его жарят, по вкусу он прямо как курица. У вас такие растут?
– Может, в Подмосковье, – предположил я.
Петр пошел к машине.
– Насобираю на ужин. А зачем тебе мотель?
– Просто интересно посмотреть, – признался я.
Горелов вытащил из багажника корзинку.
– Зряшное дело. Там даже головешек не осталось. Но если очень охота, потопали. Тут недалеко, меньше трех километров. Дождя давно нет, сушь