Смутная догадка мелькнула в голове Язона: «Это не зверь и не машина, это – андроид, то есть кабаноид. Глаза у них у всех – слабое место. Впрочем, таким буравчиком куда ни воткнись… Так что прежде всего хорошо бы выснить, кто этот парень».

– Как зовут тебя, юный герой? – поинтересовался Экшен, опередив Язона.

– Зовут меня Эскли, полное имя – Эсклапиус, – солидно, с достоинством представился победитель кабана. – Я – новый ученик здешнего фермера Хайрона, известного своими талантами и воспитавшего не одно поколение добрых воинов.

– О, как приятно, Эскли! – радостно всплеснул руками Экшен. – Ведь и мы с Язоном – тоже его воспитанники.

– Я много слышал о вас, – почтительно поклонился юный Эскли, прикладывая руку к груди и делая шаг назад. – Мудрейший Хайрон не однажды ставил вас обоих мне в пример.

Этот странный диалог все больше напоминал Язону сцену из старинного спектакля, вот только актеры, что-то напутав, оделись в совсем несоответствующие времени и месту костюмы. Ощущение несуразности происходящего, зародившееся у Язона еще в космопорту Поргорсторсаанда, накатило с новой силой. Впору было проснуться, но он поглядел на Мету и понял, что следует брать пример с сугубо практичной в любой ситуации пиррянки. Она, не обращая внимания на ритуальную (или какую там?) трепотню местных жителей, склонилась к туше поверженного чудовища и внимательно изучала его шкуру, копыта, клыки и прочие диковинные… устройства. Да, так и напрашивалось слово «устройства». И все-таки это был зверь. Хотя щетина оказалась действительно стальной, и копыта – тоже, а из выбитых глаз торчали обугленные проводки в пластиковой изоляции.

«Ну и где же совсем недавно мы видели нечто подобное? Смелей, Язон, смелей! Ты уже вспомнил, только боишься поверить. А почему боишься-то, почему? Уж не потому ли, что и Пирр – почти родная для тебя планета, и этот древний Саанд – тем более? Что из этого следует? Ну еще один шажок по логической цепочке! Да, да, и шипокрылый игломет, и стальной кабан охотились персонально на тебя, Язон. Пиррянский гад стрелял в твою Мету, просто чтоб растянуть удовольствие от общения с тобою, ну а здешний вепрь кидался на всех, конечно, на то он и вепрь, да вот только объявление в космопорту не случайно сделали именно в те минуты. Ох не случайно! Для тебя, Язон, объявление делали. Все у них заранее просчитано… Только у кого это – у них? У кого?..»

Поток его мыслей прервал Эскли, подошедший сзади и пояснивший им с Метой как специалист дилетантам:

– Вы что, не понимаете, это же киборг, ну, помесь такая животного и машины. Хайрон рассказывал мне про них, подобная мерзость частенько сюда забегает в последнее время, и мы уже научились с ними бороться. Вот, здрунтель, например, изобрели.

– Хороший здрунтель, – похвалил Экшен, с уважением рассматривая длинное копье, вновь ставшее гладким и черным.

Зато теперь была видна посередине белая рукоятка из мягкого материала с рядом ярких кнопочек, удобно ложащихся под пальцы.

– А шмузедой он комплектуется? – поинтересовался Экшен солидно и, как показалось Язону, просто желая продемонстрировать свою эрудицию.

– Не-е-ет, – протянул Эскли. – Шмузеда – всегда отдельно. Впрочем… – Он поднял глаза к небу и покусал нижнюю губу. – А вы молодец, Экшен! Это же действительно идея: циклофотный здрунтель с подствольной шмузедой. Я непременно завтра же такое дело обмозгую!

Мета еще не разобралась в принципе действия абсолютно не знакомых ей даже по названиям типов оружия, но глаза ее уже заблестели. Охотник, изобретатель оружия и пиррянка – это была гремучая смесь, поэтому разговор их имел все шансы затянуться надолго.

Язон уже придумывал, как потактичнее прервать разгорающуюся военно-техническую дискуссию, когда юный Эскли с решительностью старшего по званию распорядился:

– Ладно, потом поговорим. А сейчас помогите мне донести этого киборга до телеги.

Киборг, признаться, оказался увесистым, и даже очень. Если б не Мета, они, наверно, долго и нудно тащили бы добычу волоком. Пиррянка же, ухватившись за клыки и почти не напрягаясь, вздернула зверя со стороны тяжеленной, особенно густо металлизированной головы и массивной холки и дала возможность подсунуть под брюхо кабана могучую двухметровую дубину. Эскли и Экшен несли его теперь с двух сторон за концы, а Язон помогал им, держась за копыта. Так и доперли с грехом пополам.

То, что Эскли называл телегой, оказалось вполне приличным четырехосным вездеходом с большими шипастыми колесами. Кабана забросили в грязный (не иначе от подобных же грузов) багажник и двинулись.

Язон уже вспомнил: ехать было недалеко. Ведь они направлялись к той самой ферме, где и прошло их с Экшеном детство. Так что поговорить толком ни о чем не успели. Тем более что двигатель вездехода ревел отвратительно громко, как, похоже, и все механизмы на этой планете.

– Скажите, юноша, – спросил Язон, пытаясь перекричать рев мотора, – а мы сможем забрать этот трофей с собою, когда будем улетать?

– Спросите у Хайрона, – проорал в ответ Эскли. – Но вообще-то, насколько я знаю, с нашей планеты ничего такого увозить не разрешают.

– Подумаешь! – фыркнул Язон уже себе под нос, разве только Мета могла его услышать. – Мало я, что ли, делал такого, чего не разрешают?

А домик старого Хайрона ничуть не переменился за долгие годы – даже удивительно. Все та же островерхая крыша с красной черепицей, все те же темные бревна стен, увитые плющом и диким виноградом, та же скрипучая лестница наверх, тот же стол в центре большой светлой комнаты, те же толстые стеклянные кружки с домашним вином или пивом. Да и сам Хайрон все тот же: седой, смуглый, высушенный солнцем и ветром и больше уже не стареющий. Вот только Мария – не та. Она лежала в другой комнате перед открытым окном, и лишь глаза ее повернулись в сторону вошедших.

– Как я рада, дети мои, что успела перед смертью вас повидать! Подойдите, мальчики, я хочу поцеловать каждого.

Голос ее был слабым, но слова звучали четко и ясно.

– Уход из этого мира – не трагедия, – говорила Мария. – Просто всему свое время. Я прожила долгую жизнь, и сегодня вы не должны печалиться обо мне. Я действительно могу умереть с радостью, когда вы стоите передо мною, такие взрослые и красивые. Язон, эта девушка – твоя жена?

– Да, – ответил Язон, запнувшись всего на какую-то долю секунды.

А Мета лишь еле заметно улыбнулась, скосив глаза в его сторону.

Старая Мария помолчала, все-таки ей было трудно говорить.

– Я могла бы вам многое рассказать, дети мои, многое из того, что для вас важно. Да уж не успею теперь. Одна надежда – Хайрон передаст вам все, что я ему велела. А теперь – идите. И не надо грустить. Настоящие люди еще на старой Земле всегда умирали с радостью и не огорчали никого своей смертью. Счастья вам, дети!

Потом они ели и пили, было много свежей, вкусной, натуральной пищи, приготовленной по старинным фермерским рецептам из птицы, свинины и рыбы, и – специально по просьбе Язона – доброе выдержанное виски, которым всегда славился дом Хайрона. Провозглашали тосты, рассказывали веселые истории, вспоминали давние годы, о грустном старались не думать и разве только песен петь не начали. В какой-то момент Хайрон вышел ненадолго, вернулся и произнес прямо от порога тихо-тихо, как будто выдохнул:

– Умерла.

И вот тогда запел.

Песня была на незнакомом даже Язону наречии, печально-торжественная, но с явной, словно зарождающейся в глубине темой радости. Полное соответствие последним словам старухи Марии.

Закончив петь, Хайрон налил всем еще по стаканчику, молча опрокинул первым и сразу взял в руки аппарат дальней связи. Вызвал врача, похоронную команду, сообщил живущим далеко родственникам, а затем велел Эскли на вездеходе объехать соседние фермы. То ли не было у тамошних жителей телефонов, то ли местный закон предписывал делать именно так: сообщать о похоронах лично.

– Ну вот что, дети мои, – проговорил Хайрон, откладывая трубку и садясь обратно к столу. – Даже врач будет здесь только часа через два. Остальные – и того позже. Вы сами решите, задерживаться ли вам на ритуальную церемонию. Решите после того, что я сейчас расскажу. У Марии было очень много детей. Но только тебя одного, Язон, она хотела увидеть перед смертью. Извини, Экшен, это было крайне важно для нее. Хотя…