– Нас было трое на том корабле: Нивелла, моя жена, Фелл, друг детства, и я. А корабль назывался «Овен».

– Как звали твою жену? – на всякий случай переспросил Язон, боясь, что ослышался.

– Нивелла. Моя жена и твоя мать. А звездолет «Овен» был сделан как экспериментальный образец. Корпус его сварили из листов совершенно особенного сплава, по замыслу изобретателей устойчивого к любым воздействиям, включая высокотемпературную плазму, потоки «медленных нейтрино», пси-излучения и даже контакт с антивеществом. Откуда и куда могли мы лететь на таком устройстве? Не знаю. Но здесь оказались, безусловно, волею случая. Отказали маршевые двигатели и генератор джамп-режима одновременно. Опытный образец – он и есть опытный образец. Садиться пришлось немедленно. Годилась любая планета. И этой первой встречной планетой был Иолк.

Помощи от местного населения ждать, разумеется, не приходилось, а вышедший из строя экспериментальный «Овен» оказался крепким орешком. Я-то что? Просто пилот, я и не лазил в дебри сложнейшей техники. Нивелла кое-что понимала в движках и электронной автоматике, а вот в новейших системах защиты, которые мы, наверно, и обкатывали в том полете, мало-мальски разбирался только Фелл – физик по образованию. Он-то сразу и сказал, что катастрофические отказы случались именно из-за новых систем. Мудрил он, мудрил со всей этой безумной кухней – а там ведь страшные по мощности энергии задействованы! – и в один далеко не прекрасный день сделал так, что использовать корабль по назначению стало просто невозможно. Он теперь стоял в предместьях города Иолка, как памятник нашей глупости.

Настало время орать «SOS» на всю Галактику. Тут-то и выяснилось, что Фелл испортил не только корабль. Над всей планетой в ходе (а может, и правда в результате) Фелловых ремонтно-технических работ возник непроницаемый экран. Все. Финиш. Мы в ловушке, которую сами себе построили. Оставалось только ждать случайных гостей, в общем, надеяться на чудо. Фелл продолжал свои безрезультатные изыскания, ежедневно обещая нам, что вот еще чуть-чуть, еще капельку, и он найдет ключ к разгадке страшной тайны. Но я вдруг понял: он уже не вполне вменяем. Нивелла согласилась со мной и заметила, что мы тоже рискуем очень скоро сойти с ума. Поэтому, оставив Феллу Феллово, мы сами приняли мужественное решение смириться и как-то обустраиваться в том мире, куда нас забросила судьба. Мы были молоды и хотели жить полной жизнью.

В конце концов, Иолк был не самым плохим местом во Вселенной. Уровень развития? Так себе. Зато мы, пользуясь нашими знаниями, быстро захватили власть на планете. Мирным путем. Я объявил себя сыном погибшего год назад мудрого и любимого народом короля Крета. Фелл считался на всякий случай моим братом по матери. Отцом его мы предложили назвать легендарного адмирала Пойсона, тоже сложившего голову не так давно в одной из потасовок местного значения. Мы начали проводить неторопливые гуманные реформы. Но не учли одного: Фелл со своей физикой окончательно сошел с ума. Он возмущался нашим поведением, кричал, что мы предали цивилизацию, требовал действенной помощи в безумных экспериментах, а в итоге с помощью какого-то наемного быдла переубивал лучших людей планеты, воспитанных нами в традициях современной культуры, и провозгласил себя королем. Мы с Нивеллой сдались без боя, хотели элементарно свести к минимуму кровопролитие. А к тому же именно тогда она была в положении и под сердцем своим носила тебя, Язон. Подлый Фелл пригрозил убить ребенка сразу после рождения, если мы добровольно не откажемся от власти. Мы отказались. Но ты же понимаешь, Язон, таким людям верить нельзя. Я горел желанием спрятать тебя. Я устроил эти бутафорские похороны. Тут-то и появился Хайрон, как сама судьба.

Он всегда появлялся непредсказуемо, но на этот раз удивительно вовремя. И вдруг честно признался, каким именно образом попадает к нам. Вот это было откровение! Конечно, мы умоляли его взять нас с собой. Но он объяснил, что это невозможно. Ребенка – да, а двух взрослых – никак. Почему мы не передали с ним какого-нибудь письма для трансляции в эфир? Почему вообще поверили ему и не попытались прыгнуть следом? До сих пор не понимаю. Но именно с этого момента наши с Нивеллой отношения дали трещину. Жизнь кончилась еще раз. Рухнуло все, что связывало нас до этого. Власть, мечты, общие воспоминания, которые каким-то образом стер нам из памяти этот сумасшедший физик. Наконец, у нас теперь не было и ребенка. А любовь? Любовь, наверно, кончилась еще раньше.

И вот однажды ночью, пока я спал, Нивелла ушла. Как она догадалась, как почувствовала, что именно в эту ночь, точнее уже почти на рассвете, откроется таинственный гиперпереход? Я проснулся под утро и сразу понял, где она. Но когда, едва живой, взбежал, вскарабкался на ту самую гору, уже совсем маленькое черное пятнышко рванавра, как называл его Хайрон, съеживалось на глазах и приплясывало, будто ухмылялось мне в лицо. Она ушла. Теперь неважно куда. Важно, что от меня.

Однако самое удивительное, что я видел свою Нивеллу еще раз. Она вернулась через несколько лет. Через много лет. Но не за мной, а за нашим «Овном». Она даже разговаривать не стала. Бросила одну фразу: «Извини, я очень спешу, все потом». И какая-то была совсем чужая. Забралась в пилотскую кабину нашего старенького корабля-памятника, потыкала пальчиком в разные кнопки и… улетела. Корабль-то действующим оказался. Но я даже не удивился и не расстроился тогда. Мне уже было все равно. Я давно перестал рваться куда-либо. Я только ждал, ждал, ждал. Потому что так было надо.

Конечно, я сходил к Феллу и рассказал о случившемся. А он уже знал все, ему секретные агенты доложили. Посмотрел на меня совершенно дикими глазами и сказал:

– Нивелла твоя – ведьма!

– Кто такая ведьма? – поинтересовалась Мета.

– Ведьма? Злая волшебница, – пояснил Айзон. – Женщина, владеющая силами магии, не подвластными науке.

– А-а-а, – протянула Мета понимающе. – Древние мифы.

– А у нас тут все древнее, девочка моя, – грустно улыбнулся Айзон. – Не только мифы да легенды, но и сама жизнь.

– И это все, отец, что тебе удалось вспомнить? – решил Язон подвести черту.

– В общем, да. Провалов в памяти еще очень много. А про Нивеллу я просто ничего не знаю. И забывать было нечего.

– Зато про Нивеллу знаю я, – сказал Язон.

И рассказал отцу про шифровку Фрайкса, перехваченную Бервиком.

По такому случаю пришлось досадить все оставшееся в пачке курево, несмотря на возмущение Меты и рискуя остаться без табака неопределенно долгое время.

– Айзон, а вам не кажется, что вашей памятью управляет совсем не Фелл? – это спрашивала Мета. – Фелл – не более чем орудие в чьих-то недобрых и очень сильных руках. Вы только посмотрите, сколько планет оказалось втянуто в эту историю. Идет какая-то большая галактическая игра, и мы очутились в самом ее центре. А ваш Фелл – так, мелкая сошка.

– Согласен, – кивнул Айзон. – Но все-таки мы сейчас пойдем именно к нему.

– Зачем? – воинственно вскинулась Мета. – Искать новых приключений на свою голову? Лично мне на Пирре проблем хватает. А теперь еще Язон начнет свою матушку искать по всему центру Галактики! Я же его одного не отпущу. Посудите сами, когда мы в таком случае домой вернемся?

– И все-таки к Феллу надо зайти. Я не могу бросить планету Иолк на произвол судьбы. Слишком многое с нею связано. Здешний народ любит меня и почитает своим настоящим королем. В сущности, я мечтаю улететь отсюда лишь для того, чтобы вылечиться, вспомнить свое прошлое. И еще для того, чтобы почувствовать свободу. А потом я непременно хочу вернуться. Ведь это теперь мой собственный мир, он должен принадлежать мне, а не Феллу.

– Отец прав, Мета, – сказал Язон, беря любимую за руку. – Ты должна понять. Иолк ему дорог не меньше, чем тебе Пирр.

– А тебе? – спросила пиррянка с вызовом.

– Мне? Наверно, я скоро буду считать своей родиной всю Галактику. Но на самом-то деле, как выясняется, родился я все-таки именно здесь. Да не смотри ты на меня так! Конечно, наш Пирр мне дороже. Неужели это непонятно?! Пошли к Феллу.