– Капитан Ларсен, это – Ян Трейдинг. Я – премьер-министр Королевства Нидерланды. С вами все в порядке?

На «Фрее» Свобода проворно прикрыл рукой микрофон.

– Никаких вопросов, – прошипел он Ларсену. – Сейчас же спросите, на месте ли западногерманский посол, и узнайте его имя.

– Будьте добры, не задавайте вопросов, премьер-министр. Мне нельзя на них отвечать. На месте ли западногерманский посол?

В диспетчерской службе Мааса микрофон передали Конраду Фоссу.

– Говорит посол Федеративной Республики Германии, – сказал он. – Меня зовут Конрад Фосс.

На мостике «Фреи» Свобода кивнул Ларсену.

– Все правильно, – сказал он, – продолжайте, зачитайте им текст.

Семь человек, сгрудившихся возле приборной панели в диспетчерской службе Мааса, молча слушали – один премьер, один посол, один психиатр, радиоинженер, приглашенный на случай разрыва связи, ван Гелдер, представлявший портовые власти, и дежурный офицер. Все переговоры о движении судов были передвинуты на запасной канал, молча вращались катушки двух магнитофонов. Уровень звука был включен на максимум, голос Тора Ларсена эхом отдавался в комнате.

– Повторяю то, что я говорил сегодня утром в девять часов. «Фрея» находится в руках партизан. Установлены взрывные заряды, которые при детонации разломят ее на части. Эти заряды могут быть приведены в действие простым нажатием на кнопку. Повторяю, простым нажатием на кнопку. Не должно предприниматься никаких попыток приблизиться к кораблю, взобраться к нему на борт или предпринять на него нападение каким-либо другим способом. В случае подобных попыток сразу же нажмут на кнопку. Захватившие корабль люди убедили меня, что готовы скорее пойти на смерть, чем сдаться.

Продолжаю, если кто-нибудь приблизится к кораблю с другими целями – как на корабле, так и на легком самолете, – будет либо казнен один из членов моей команды, либо за борт будет сброшено двадцать тысяч тонн нефти, либо будут предприняты оба этих шага. Вот каковы требования партизан:

Два узника совести – Давид Лазарев и Лев Мишкин, которые содержатся в данный момент в Западном Берлине в тюрьме Тегель, должны быть освобождены. Они должны быть отправлены западногерманским гражданским самолетом из Западного Берлина в Израиль. До этого премьер Государства Израиль должен дать в присутствии общественности гарантию того, что они не будут репатриированы в Советский Союз, а также не будут высланы обратно в Западную Германию, так же как не будут заключены вновь в тюрьму в Израиле.

Их освобождение должно состояться завтра на рассвете. Израиль должен дать гарантию их свободы и безопасности сегодня в полночь. В случае отказа вся полнота ответственности ложится на плечи правительств Западной Германии и Израиля. На этом все. До тех пор, пока не будут удовлетворены эти требования, никаких контактов больше не будет.

Радиотелефон щелкнул и замолчал. В здании диспетчерской службы воцарилось тяжелое молчание. Ян Трейдинг посмотрел на Конрада Фосса. Западногерманский посол пожал плечами.

– Я должен немедленно связаться с Бонном, – сказал он.

– Могу доложить вам, что капитан Ларсен держится несколько напряженно, – сказал психиатр.

– Большое спасибо, – поблагодарил Трейдинг. – Я также чувствую себя «несколько напряженно». Господа, то, что мы с вами только что прослушали, несомненно, в течение часа станет известно широкой общественности. Мое предложение: надо возвратиться на наши рабочие места. Я подготовлю заявление к часовому выпуску новостей. Господин посол, боюсь, что теперь давление переместится на Бонн.

– Без всякого сомнения, – сказал Фосс. – Мне необходимо как можно скорее оказаться в посольстве.

– Тогда присоединяйтесь ко мне до Гааги, – предложил Трейдинг. – У меня есть полицейское сопровождение, а кроме того, мы сможем переговорить в машине.

Референты забрали обе магнитофонные пленки, и вся группа отправилась в Гаагу, которая находилась всего в пятнадцати минутах езды вверх по побережью. Когда они отбыли, Дирк ван Гелдер поднялся на плоскую крышу, где Гарри Веннерстрем с согласия Гелдера собирался провести обед: в перерыве между шампанским и бутербродами с лососем гости смогли бы бросать нетерпеливые взоры в сторону моря, горя желанием поймать первые, неясные очертания левиафана.

Теперь же корабль, возможно, вообще никогда не придет сюда, подумал ван Гелдер, смотря на голубую воду. До того, как ему предложили спокойную работу на берегу, где он мог чаще общаться с женой и детьми, он также был капитаном дальнего плавания голландского торгового флота. Как бывший моряк, он вполне мог понять чувства членов команды «Фреи», запертых глубоко в трюме, ниже ватерлинии, беспомощно ожидающих, что им выпадет – спасение или смерть.

Но по этой же причине переговорами будет руководить не он. Теперь дело перешло в другие руки: им займутся более изощренные в увертках люди – люди, привыкшие думать прежде всего о политических последствиях, и уж потом о людях.

Он подумал о громадном норвежском шкипере, с которым ему не довелось встретиться, но чьи фотографии он видел. Теперь он находится лицом к лицу с сумасшедшими, вооруженными пистолетами и динамитом, – интересно, а как бы он сам повел себя на его месте. Он ведь предупреждал, что в один прекрасный момент такое может случиться: танкеры не имеют никакой защиты и слишком опасны. Но деньги говорили значительно громче, чем он: самым «убийственным» аргументом были дополнительные издержки на установку специальных устройств, которые превратили бы танкеры в что-то наподобие банка или склада с взрывчаткой, чем кстати они в какой-то мере и являлись. Но никто не желал его слушать. Людей же заботили авиалайнеры, потому что они могли упасть на их дома, но не танкеры, которых они никогда не видели. Итак, политики не желали слушать, а торговцы не спешили проявлять инициативу. А теперь, поскольку супертанкеры захватить не сложнее, чем разбить детскую копилку, капитан и двадцать девять его моряков могут как крысы погибнуть в водовороте нефти и воды.

Он притоптал сигарету о покрытую гудроном крышу и вновь посмотрел на горизонт.

– Проклятые ублюдки, – прошептал он, – эх, проклятые ублюдки, если бы вы только послушали.

С 13.00 до 19.00

Если на девятичасовой сеанс связи пресса отреагировала несколько вяло – из-за опасения в отношении надежности информаторов, – то после полуденного сообщения она развила бурную деятельность.

Начиная с 12.00 уже не было никаких сомнений в отношении того, что произошло с «Фреей», а также в отношении содержания слов, произнесенных капитаном Ларсеном по радиотелефону во время переговоров с диспетчерской службой Мааса: слишком много ушей слышали все.

Кричащие заголовки, которые подготовили для полуденных выпусков вечерних газет в 10.00, спешно заменяли на новые. Те, которые пошли в печать в 12.30, отличались значительно более крепкими выражениями и были больше по размеру. В конце предложений больше не было вопросительных знаков. Спешно готовили редакционные статьи, выискивали специалистов по судовождению и окружающей среде, которые смогли бы в течение часа дать первые оценки.

По всей Европе в обеденное время были прерваны радио- и телевизионные программы, чтобы проинформировать о сенсационной новости слушателей и зрителей.

Ровно в пять минут первого в холл здания по адресу Флит-стрит, 85 спокойно зашел человек в мотоциклетном шлеме с закрывающими половину лица очками, нижняя половина была прикрыта шарфом. Человек зарегистрировал в рассыльной службе конверт, адресованный редактору новостей агентства Пресс Ассосиэйшн. Никто позднее не смог хоть как-то описать этого человека: в этот холл каждый день заходят десятки таких посыльных.

В пятнадцать минут первого редактор новостей открыл конверт. В нем находилась отпечатанная копия заявления, зачитанного пятнадцатью минутами ранее капитаном Ларсеном, хотя было ясно, что подготовлено оно было заранее. Редактор новостей немедленно известил своего главного редактора, который связался с городской полицией. Правда, это не помешало немедленно отослать весь текст по телеграфу как в системе ПА, так и в системе родственной службы Рейтера, которая располагалась ниже этажом. Новость мгновенно разнеслась по всему миру.