и влиятельные газеты, входившие в концерн Акселя Шпрингера, настаивали, чтобы несмотря на все, что они там совершили, оба угонщика должны предстать перед справедливым судом, который мог быть гарантирован только в Западной Германии. Баварская ХСС, на поддержке которой и держалась правительственная коалиция, дула в ту же дуду. Некоторые источники давали прессе огромный объем точной информации и самые живописные детали о последних акциях КГБ в Львовской области, уроженцами которой были угонщики, делая на этой основе предположение: бегство от террора вполне допустимо, правда, способ этого бегства нельзя оправдать. Наконец, недавнее обнаружение очередного коммунистического агента, пробравшегося на высокую государственную должность, отнюдь не прибавит популярности правительству, готовому пойти на примирительные шаги по отношению к Москве. А ведь скоро земельные выборы…
Министр получил прямые указания от канцлера: Мишкин и Лазарев, начал он передавать их содержание послу, получат возможность предстать перед судом в Западном Берлине, и если, – а точнее, когда, – будут осуждены, получат такие сроки заключения, которые окажут на них благотворное воздействие.
Заседание Политбюро, состоявшееся в конце этой недели, было бурным. Вновь в комнате не было стенографисток, молчали магнитофоны.
– Это – неслыханное безобразие, – взорвался Вишняев. – Вот вам еще один скандал, который унижает Советский Союз в глазах всего мира. Это не должно было случиться.
Он подразумевал, что произошло это только потому, что во главе их стоит все слабеющий Максим Рудин.
– Этого бы не случилось, – отпарировал Петров, – если бы, как положено, истребители, подчиняющиеся товарищу маршалу, сбили этот самолет над Польшей.
– Была какая-то неполадка в связи между управлением на земле и командиром эскадрильи, – заявил Керенский. – Один шанс из тысячи.
– Весьма странный шанс, – холодно отреагировал Рыков.
От своих послов ему было известно, что суд над Мишкиным и Лазаревым будет открытым и на нем будет обнародовано, как угонщики вначале напали в парке на сотрудника КГБ, чтобы завладеть его удостоверением, а затем, воспользовавшись им для прикрытия, проникли в кабину пилотов.
– Есть какая-нибудь вероятность того, – спросил Петрянов, сторонник Вишняева, – что эти двое и убили Иваненко?
Атмосфера в комнате была наэлектризована до предела.
– Ни малейшей, – твердо заверил Петров. – Нам известно что эти двое проживали во Львове, а не в Киеве. Они – евреи, которым отказано в выдаче разрешения на эмиграцию. Мы, естественно, проводим расследование, но пока что никакой связи не установлено.
– В том случае, если такая связь будет установлена, нас, естественно, проинформируют? – едко спросил Вишняев.
– Само собой разумеется, товарищи, – ворчливо произнес Рудин.
В комнату впустили стенографисток, и заседание продолжилось обсуждением вопросов продвижения на переговорах в Каслтауне и покупки 10 000 000 тонн кормового зерна. Вишняев не стал сильно давить в этом вопросе. Рыков из кожи лез, чтобы показать, как Советскому Союзу удается, благодаря его политике, получить то количество пшеницы, которое позволит пережить зиму и весну, причем с весьма незначительными уступками по уровням вооружений, – по этому пункту с ним вступил в спор маршал Керенский. Но Комарова вынудили признать, что ожидаемое прибытие 10 миллионов тонн зерна для зимнего корма скота даст ему возможность выдать немедленно такое же количество из неприкосновенного запаса, предотвратив таким образом массовый забой скота. Число сторонников Максима Рудина, с их висящим на волоске преимуществом, осталось неизменным.
После окончания заседания старый советский вождь отвел в сторону Василия Петрова.
– Есть ли на самом деле какая-нибудь связь между этими двумя жидами и убийством Иваненко? – задал он вопрос.
– Может быть, – признал Петров. – Нам известно, что это они напали в Тернополе, то есть они были готовы далеко выезжать из Львова, чтобы подготовить свой побег. У нас есть их отпечатки пальцев, снятые в самолете, – они совпадают с отпечатками в их квартирах во Львове. Мы не нашли обуви, которая бы совпала с отпечатками на месте убийства в Киеве, но мы по-прежнему ищем их. И последнее: у нас есть часть отпечатка ладони, снятого в машине, которая сбила мать Иваненко. Сейчас мы стараемся получить отпечатки ладоней обоих этих типов из Берлина. Если они совпадут…
– Подготовь план на тот случай, – указал Рудин, – если их придется ликвидировать внутри их тюрьмы в Западном Берлине. На всякий случай. И еще одно: если подтвердится, что они действительно убийцы Иваненко, сообщи мне, а не Политбюро. Мы сначала сотрем их с лица земли и лишь затем проинформируем наших товарищей.
Петров тяжело сглотнул. Обман Политбюро был самой рискованной игрой в Советской России. Одно неверное движение – и конец, под тобой не окажется страховочной сетки. Он вспомнил, что сообщил ему две недели назад Рудин, сидя возле камина в Усово. При равенстве голосов в Политбюро, мертвом Иваненко и двух из поддерживающей их шестерки, готовых вот-вот переметнуться, – у них больше не было козырей.
– Хорошо, – сказал он.
Канцлер Западной Германии Дитрих Буш принял министра юстиции в своем личном кабинете в резиденции канцлера рядом со старым дворцом Шомберг в день, который начинал вторую половину месяца. Глава западногерманского правительства стоял возле панорамного окна и смотрел на замерзший снег. Внутри нового, современного здания правительства, которое выходило на площадь Федерального Канцлера, было достаточно тепло, чтобы ходить в рубашке с коротким рукавом, – ни один порыв холодного январского ветра с реки не долетал сюда.
– Ну, как дела с делом Мишкина и Лазарева? – спросил Буш.
– Странно, но они проявляют больше желания сотрудничать, чем это можно было ожидать. Они вроде как сами хотят поскорее предстать перед судом, – сообщил министр юстиции Людвиг Фишер.
– Великолепно, – сказал канцлер. – Именно этого хотим и мы. Быстрее покончить со всем этим. Так, и каким же образом они сотрудничают?
– Им предложили одного адвоката-звезду из правого лагеря. Гонорар ему должны были собрать то ли по подписке, – может быть, это были бы германские взносы, а может и американская Лига защиты евреев позаботилась. Но они от него отказались: он хотел сделать из их суда огромный спектакль, на котором приводилось бы множество деталей о терроре КГБ против евреев на Украине.
– И
– Все, что льет воду на их мельницу, – благо. Дать русским по зубам и тому подобное, – ответил Фишер. – Во всяком случае, Мишкин и Лазарев хотят признать себя виновными и привести смягчающие обстоятельства. Они настаивают на этом. Если они не отступят от этой линии и будут продолжать настаивать на том, что пистолет выстрелил случайно, когда самолет ударился о посадочную полосу в Шенефельде, они частично защитят себя таким образом. Новый адвокат собирается бороться за то, чтобы умышленное убийство было изменено на непредумышленное, если они по-прежнему будут держаться этого.
– Думаю, это мы можем им дать, – протянул канцлер. – Сколько они получат?
– Если приплюсовать сюда угон самолета, от пятнадцати до двадцати лет. Правда, после того как они пробудут треть срока, они могут быть выпущены на поруки. Они молоды, сейчас им лет двадцать пять, то есть к тридцати они могут оказаться на свободе.
– Таким образом, пять лет, – проворчал Буш. – Но меня больше беспокоят следующие пять месяцев. Люди постепенно все забывают, через пять лет о них надо будет узнавать в архивах.
– Н-да, они признают все, но настаивают на том, что пистолет выстрелил случайно. Заявляют, что они просто хотели добраться до Израиля, и это был единственный способ, который им пришел в голову. Они с охотой признают себя виновными в этом непредумышленном убийстве.
– Ну и пусть получат его, – заключил канцлер. – Русским это не понравится, но, как ни крути, вышло бы одно и то же. Вообще-то за убийство они заслужили пожизненное, но в наши дни оно на самом деле равно двадцати годам.
– Еще одно. Они хотят, чтобы после суда их перевели в тюрьму где-нибудь в Западной Германии.
– Почему?
– По-моему, они боятся мести со стороны КГБ. Им кажется, что в Западной Германии они будут в большей безопасности, чем в Западном Берлине.
– Чепуха, – фыркнул Буш, – предстанут перед судом и будут сидеть в Западном Берлине. Русские не осмелятся сводить счеты внутри Берлина, да еще в тюрьме. Они не осмелятся. Да и потом, мы сможем переместить их из одной тюрьмы в другую где-нибудь через год. Но не сейчас. Действуй, Людвиг. Потише и побыстрей, если они сами готовы к сотрудничеству. Но пусть пресса слезет у меня с загривка в связи с этим делом до наступления выборов, как и русский посол.
В местечке Чита утреннее солнце отражалось от палубы «Фреи», стоявшей на рейде в испытательной гавани, как и два с половиной месяца назад. За эти семьдесят пять дней корабль был преобразован: день и ночь он стоял неподвижно, в то время как маленькие существа, которые создали его, словно муравьи сновали по всем его углам. На всем его протяжении – в длину и в ширину – были протянуты сотни миль проводов, кабелей, труб и шлангов. Напоминающая лабиринт электропроводка соединялась с контактами и проверялась после этого, наконец, была установлена исключительно сложная насосная система, которую также проверили после этого.
На положенные места установили соединенные с компьютером приборы, которые будут заполнять и опорожнять танки корабля, двигать его вперед на полной скорости или резко останавливать, удерживать его по тому курсу, куда указывает стрелка компаса в течение многих недель, причем без всякого постороннего вмешательства, – установили и оборудование для наблюдения за звездами и морским дном.
Смонтировали холодильники и кладовые для хранения продовольствия, которое должно было поддерживать команду в жизнеспособном состоянии в течение долгих месяцев, – также как мебель, дверные ручки, лампочки, туалеты, кухонные плиты, центральное отопление, кондиционеры, кинозал, сауну, три бара, два обеденных зала, кровати, койки, ковры, – не забыли даже вешалки для одежды.
Пятиэтажная надпалубная конструкция была преобразована из пустой оболочки в шикарный отель; капитанский мостик, радиорубка и компьютерный зал из откликающихся гулким эхом галерей – в тихо жужжащий комплекс, наполненный системами сбора, анализа и управления.
Когда последние рабочие подхватили свои инструменты и оставили танкер наконец в покое, он представлял собой сплошное совершенство во всем: в размерах, мощности, вместимости, комфорте и техническом совершенстве, – такое созданное человеком чудо еще никогда не плавало по волнам.
Остальные тридцать членов экипажа танкера прибыли самолетом за две недели до этого момента, чтобы освоиться и осмотреть корабль до последнего дюйма. В команду корабля входили капитан Тор Ларсен, его первый помощник, второй и третий помощники, главный инженер, первый и второй инженеры, а также инженер-электрик, который приравнивался к «первому», наконец, начальник радиорубки и главный стюард, которые также входили в офицерский состав. Двадцать остальных дополняли их, вместе они составляли полную команду. В двадцатку входили: первый кок, четыре стюарда, трое пожарных-механиков, один ремонтник-механик, десять матросов и один специалист по насосам.
