Все здесь напоминает мне старый ювелирный рынок в Лос-Анджелесе, где можно бродить от киоска к киоску, разглядывать украшения, торговаться и надеяться на весьма выгодную сделку. Шесть лет назад муж покупал мне там обручальное кольцо, и иммигрант из Ирана проводил его на верхний этаж в офис с жалюзи на окнах. На столе лежали пистолет и груда наличных, а перегораживавший комнату сейф был битком набит бриллиантами. В южном Китае бриллианты — своего рода высокотехнологичная валюта, и в Шэньчжэне частенько можно видеть крупные суммы наличности, переходящие из рук в руки. Сумасшедшая сказочная страна Шэньчжэнь — один из первых самых «капитализированных» городов Китая, опять же благодаря Дэн Сяопину. Шэньчжэнь — город торгашей, мошенников и трансвеститов, ищущих удачи. Не менее чем материнскими платами и чипами, он известен также заводскими трубами и контрабандой. За день до моего приезда приятель из Пекина предупредил, что уличные бандиты в Шэньчжэне имеют обыкновение гонять по тротуарам на мопедах, сбивать прохожих, ломая им ноги, а потом грабить. В целом именно здесь следует, по словам Кейси, «держаться поближе друг к другу и следить за карманами». Кейси говорит: «Это единственный перекресток в мире, где напротив расположены магазин Dolce & Gabbana и ресторан для собак, где готовят тушеное мясо с картофелем. Это уж точно». За пределами супермаркета SEG можно найти сотни киосков, где продаются кустарные Nokia и iPhone. Везде горят неоновые вывески, хотя это не совсем неон. Шэньчжэнь — родина жидкокристаллических экранов, поэтому реклама здесь ярче, живее и динамичнее, чем в Лас-Вегасе или на Таймс-сквер в Нью-Йорке. Она сияет даже днем. По дороге от метро к зданию SEG вам встретится целая толпа уличных торговцев и сбытовых агентов. Сначала они предлагают мануальный массаж, потом просто массаж, а когда подходите ближе — нелегальные копии Windows 7. Таков современный Китай, который не дает спокойно спать Кремниевой долине.

Неподалеку расположены предприятия, которые производят продукты, ставшие вывеской нынешней Америки, — iPod, кроссовки Nike, да практически весь ассортимент супермаркетов Wal-Mart. Тысячи молодых женщин в джинсах и ярких блузках каждое утро выпархивают из дому, чтобы собирать на гигантских пещероподобных фабриках те вещи, которые мы потом покупаем в магазинах. Возможно, условия труда здесь не такие, как в США, но вполне приемлемые по сравнению с работой на китайских фермах. За три десятилетия в Китае произошла величайшая миграция в истории человечества — из деревень в города. Она началась с сельскохозяйственной реформы Дэн Сяопина, позволившей крестьянам продавать часть урожая на рынке и восстановить производительность труда, резко упавшую во времена Большого скачка Мао Цзэдуна. Тогда крестьян принуждали объединять участки и совместно выращивать урожай. К середине 1980-х им официально разрешили менять место жительства. К началу 1990-х около 60 миллионов человек переселились в города[22]. Сегодня в Китае сотни миллионов мигрирующих рабочих, то есть в три раза больше, чем за сто лет переехали из Европы в США, — а ведь в Китае этот процесс занял всего тридцать лет[23].

Реформа изменила сельскохозяйственный облик Китая. В некоторых селах осталось очень мало молодежи, зато регулярно поступают денежные переводы от перебравшихся в город родственников. Да и облик городов тоже меняется. Как пишет Лесли Чанг в книге «Factory Girls: From Village to City in a Changing China» («Фабричные девушки: из деревни в город в меняющемся Китае»), мотивы переезда в город в настоящее время иные. Они уже не вызваны безысходностью или отчаянием. Девушкам скучно в деревне, они хотят посмотреть мир, чего-то добиться, чему-то научиться[24]. Эти девушки — обычно им не исполнилось и восемнадцати лет — та прослойка предпринимателей, которые не собираются создавать компании с миллиардным оборотом, но строят свою карьеру очень упорно, шаг за шагом. Они изучают новые для себя вещи, например английский язык, впервые познают вкус независимости и взбираются по ступенькам общественной лестницы, заводя полезные знакомства, самосовершенствуясь и не избегая риска. Это новый растущий социальный класс, никогда не удовлетворяющийся последней моделью мобильного телефона, бойфрендом или работой и всегда стремящийся к большему. Если эти фабричные девчонки не добьются своего к двадцати пяти годам, то будут считать себя неудачницами.

Мощным стимулом мультимиллиардной экономики служит главным образом концепция «нечего терять». Именно она помогла китайцам осознать, что они способны делать больше, чем просто собирать технику из импортных комплектующих или продавать кустарные поделки. Многие жители Южного Китая очень рады такому заблуждению со стороны ведущих западных стран. Хаос служит дополнительным стимулом для конкуренции. Те, кто это понял и научился использовать, могут успешно работать в Шэньчжэне, но даже такие специалисты, как Кейси, не берутся утверждать, что понимают Китай. Иногда умелое использование хаоса приносит поразительные результаты. Например, компания Barnes & Noble никогда ранее не производила высокотехнологичные продукты. Решив заняться выпуском электронных книг, топ-менеджеры открыли подразделение в Шэньчжэне, привлекли консультантов, нашли производственные мощности и через девять месяцев получили продукт, немногим отличающийся от электронной книги Sony, на разработку которой ушли годы.

В Кремниевой долине именно деловая среда стала мощным фактором формирования уникальной экосистемы, чему способствует и тот факт, что среди компаний региона преобладают работающие в сфере Интернета и располагающие в первую очередь нематериальными активами. В большинстве развивающихся стран бытует ошибочное мнение, что в Кремниевой долине очень легко создать компанию, а венчурный капитал буквально падает с неба. Но при всех разговорах о господстве меритократии в Долине, если у вас там нет знакомых, поиск капитала может занять не меньше времени и отнять не меньше сил, чем в любом другом месте. Устанавливая контакты с владельцами стартапов, венчурные предприниматели настаивают на том, чтобы их представил хорошо им знакомый человек. На то есть простая причина: важно не размещение вашей компании в Долине, а ваша принадлежность к местному обществу. В начале 2010 года я присутствовала на закрытой конференции в Джексон-холле для полусотни успешнейших предпринимателей Долины. И после обеда, как раз перед вечерним аперитивом, в вестибюле отеля наблюдала процесс рождения очередной компании. Не хочу сказать, что идею набросали на салфетке, но она получила венчурное финансирование буквально за несколько часов; юрист составил предварительное соглашение об условиях сделки, сидя в вестибюле отеля Four Seasons. Такое может произойти только в Кремниевой долине, а пример Barnes & Noble характерен исключительно для Шэньчжэня.

Супермаркет электроники SEG представляет собой реальный пример ориентированной на людей инфраструктуры. Вы можете пройтись по этажам, купить комплектующие, и, пока доберетесь до верхнего этажа, у вас будет все необходимое для самостоятельной сборки гаджета. Именно поэтому Шэньчжэнь, а вслед за ним и вся промышленности Китая, демонстрирует уникальные результаты. Возможно, когда-то это был просто недорогой способ создать бизнес, а сегодня — способ создать бизнес, которого не существует больше нигде, за исключением Кремниевой долины.

Как и в Кремниевой долине, в Шэньчжэне нет «коренных жителей». Построив этот город на месте рыбацкой деревушки, Дэн Сяопин превратил его в одну из первых китайских зон свободной торговли.

С тех пор это Мекка для изгоев и предпринимателей, ищущих лучшей жизни. В честь Сяопина жители города установили высокую бетонную статую на холме, расположенную по требованиям фэн-шуй на одной линии с мэрией Шэньчжэня — которая, кстати, построена в форме ската-хвостокола, поднявшегося на плавниках, — потрясающим зданием общественной библиотеки в стиле модерн и центром актерского искусства.