– Странный парень твой Сэм, – тихо сказал Инструктор. – На всякий случай… Будь с ним осторожней, Дарья.

– Хорошо, – я пропустила его слова мимо ушей. – Могу я идти?

Я заснула как убитая всего через полчаса – в обнимку с Сэмом.

Я открыла глаза.

Смятая постель, нежно-салатная, была похожа на луг с одуванчиками. Я поднялась на локте, выше натянула одеяло, но не от холода, а потому что вдруг застеснялась.

Сэм стоял у окна ко мне спиной. Я видела только его силуэт. Он смотрел не на город под рассветным солнцем, а на свою ладонь. Мне показалось, что он разглядывает линии, спрашивая у ладони свою судьбу.

Я улыбнулась. Накинула халат. Подкралась на цыпочках, хотела неожиданно мяукнуть в ухо, но потом устыдилась и раздумала. Я же взрослый человек, пускай и очень счастливый.

– Сэм…

Он не шевельнулся, не вздрогнул, будто вовсе меня не слышал. Только теперь я увидела, что на ладони у него лежит мой амулет. Наверное, ночью порвалась цепочка и Сэм нашел серебряную фигурку в постели.

– Это же мой кулон, – сказала я весело. – Цепочка порвалась, да?

Он повернул голову. Я встретилась с ним глазами…

И отступила. Его лицо было пустым, как в глубоком сне или в коме, – расслабленное, лишенное выражения. Он сомнамбула? Ходит во сне?

– Что случилось? Сэм? Что-то не так?

Он молчал. Цепочка амулета свешивалась с его ладони и была совершенно целой. Замок расстегнут. Ко мне вернулось чувство, хорошо знакомое по отрочеству: чужой взгляд! Меня высматривают. Так мышь чует присутствие совы в небе. Так цыпленок должен чувствовать коршуна.

– Сэм, ты… меня слышишь? Или ты спишь?

Молчание. Я испугалась – я не знала, как правильно разбудить сомнамбулу. Что, если он упадет и расшибется?

Он мигнул. Глаза его прояснились, сделались осмысленными, жесткими. Я не узнала Сэма в этот момент.

– Зачем ты взял мой амулет? Это моя…

Губы его шевельнулись.

– …моя вещь, – закончил он одновременно со мной. – Это моя вещь!

– Не шути так, – я через силу улыбнулась. – Эта штука мне дорога, ты же знаешь, это память об отце, и я…

Говоря, я протянула руку – но кулак Сэма стиснулся, сжимая мой амулет. Я запнулась. Заговорила другим тоном, холодно:

– Сэм, пожалуйста, отдай мне мой…

Он ударил меня в лицо, так что потолок и пол в комнате сразу поменялись местами. Никто и никогда меня так не бил. Я понятия не имела, как это больно… и как это унизительно.

Лед из холодильника Лизы и Гриши пропах рыбой. Я сидела, прижимая к лицу холодный полиэтиленовый пакетик, чувствуя грани ледяных осколков под прозрачной пленкой.

Осколки…

Мне некуда было прятаться. Идти в таком виде в университет или в общагу… Страшно представить, что скажет, например, Настя.

Удивительно, но моими самым близкими друзьями оказались те, кого я знала-то несколько дней. Впрочем, когда вместе рискуешь жизнью, отношения как-то сами налаживаются и крепнут.

– Мы скоро вернемся, – сказала Лиза. – Лед поменяй.

Они ушли через рамку в прихожей. У меня ныла голова, болело отекшее веко, но все это было ерундой по сравнению с тем, что творилось внутри.

Неужели человек может так врать и притворяться?!

Наш вечер на крыше университета… Его рассказы про мать и отца… А самолеты, Сент-Экзюпери… А когда он прыгнул на борт теплохода – он же спас мою маму! А раньше, в подземелье, – он спас мне жизнь, просто напомнив, что следует бороться, а не идти, как овца, на заклание! Зачем? Не понимаю. Чтобы переспать со мной? Чтобы получить мой амулет? Но зачем ему… Для него это просто безделица…

Нет смысла искать оправдания. Миллионы девчонок верят в любовь и приходят к своим парням. А те используют их как подстилку и потом бьют в лицо – «дала, значит, шлюха». Девочки мечтают о принцах, не замечая, что мужчины – свиньи… Все! Грязные, похотливые…

Я вспомнила, как страшно кричала Настя в ту ночь, когда Тень высасывала ее любовь. Что-то в этом было от морока, от наведенного умопомешательства; я сейчас походила на Настю, но, с другой стороны, не переть же против фактов. Факты – упрямая вещь…

Зазвонил мой телефон.

– Даша, – сказал Пипл. – Как ты себя чувствуешь?

– Превосходно.

– У нас проблема. Дуй в университет.

– С такой-то рожей?!

– Массовые жертвы. Полчаса назад было десять человек, сейчас уже почти сорок.

– Что?!

– Их доят по-крупному. Забирают здоровье и жизнь. Жертв все больше, Тени ни одной. Где Гриша и Лиза?

– Они… не знаю.

– Значит, садись на маршрутку и приезжай!

Он оборвал связь. Я грохнула кулаком по столу…

И с удивлением поняла, что мне значительно легче. Когда разрушена жизнь, когда уничтожена самая дорогая вера – нет лучше лекарства, чем оперативная работа в экстремальных обстоятельствах.

В вестибюле Главного здания университета шла обычная жизнь… почти обычная. С еле различимой ноткой тревоги.

У меня не было при себе амулета, и я впервые, с большим опозданием, поняла правоту Инструктора, который жестоким и некорректным образом дал мне понять, что сила – не в безделушке. Со второго раза, сосредоточившись, я взглянула на вестибюль особым взглядом…

Пол во многих местах был заляпан кровью. Парень и девушка шагали к лифтам, одинаковым движением потирая виски – место, где все ярче проступала зловещая печать. Старушка-уборщица прошла мимо, горбясь и морщась от боли – кровь капала из ее носа на пол. Статная дама-преподаватель жаловалась кому-то на перепады давления – а знак Тени краснел у нее на виске, как свежая воспаленная татуировка.

Вдруг зазвенело стекло. Большое зеркало у гардеробной стойки рассыпалось вдребезги, и осколки разлетелись по всему вестибюлю. Студенты, не смущаясь присутствием преподавателей, обнаружили глубокие познания в ненормативной лексике.

– Ты видишь? – отрывисто спросил Пипл.

– Тень? Нет. Только жертв очень много.

– С каждой минутой больше. Какую же она суммарную энергию сейчас тянет… Какой поток мощи…Точно, Консервы.

– Но мы же выбросили… мы убрали Германа!

– Кто-то еще.

Я поправила темные очки на носу. Эти очки, да еще толстый слой тонального крема, призваны были скрывать огромный синяк, последствия страстной любви.

К нам подошли Лиза и Гриша. По-моему, они вышли из стены в коридоре, никого особенно не стесняясь.

– У него нет амулета, – сказала Лиза. – Зачем взял и куда дел, не говорит…

Она помассировала костяшки пальцев.

– Вы что… его били?

– Нет, мы его развлекали, – сухо сказала Лиза. – Пели частушки. Водили хоровод.

– Лиза…

– Короче, амулета нет, придется тебе, подруга, без него как-то обходиться… Но ты уже умеешь. Инструктор, при своем поганом характере, иногда делает поразительно дальновидные вещи.

– Что говорит Леша?

– Система чистая, атака не цифровая, аналоговая. Скорее всего, у Тени есть сообщник-человек.

– У них бывают сообщники?!

– Ну конечно, – Лиза вздохнула. – Леша скинул пару записей с камер слежения… Все нечеткие, лиц не видно, но он продолжает мониторить.

Она протянула мне свой телефон. Несколько коротких роликов было смонтировано в один, секунд на семь: девушка кладет что-то в сумку стоящей рядом женщине… Разбивается зеркало в туалете… Девушка, видимая со спины, одним силуэтом, тянет руку к карману мужчины, который говорит по телефону… Грабит?! Нет, подбрасывает что-то в карман…

– Даша, можно тебя на минутку? – Гриша мягко взял меня за локоть.

– Мало времени, – сказала Лиза.

– В самый раз… Даша?

Я отошла с ним на несколько шагов. Гриша пристально посмотрел мне в глаза:

– У Сэма амнезия. Он не помнит, что ударил тебя. Он не помнит ничего, что случилось утром. Он в шоковом состоянии, не понимает, за что…

– Что – «за что»?!

– Ну, мы с Лизой его… допросили не очень вежливо. И посадили в подвал, где бывшее бомбоубежище.