Я молчала.

– Сегодняшний день можешь считать вторым днем рождения, – сказал Инструктор.

– Спасибо.

– Спасибо в карман не положишь! – отозвался он с неожиданным сарказмом.

– А что еще?

– Иди сюда…

Вслед за ним я подошла к заиндевелой стене. Он чего-то ждал; я нехотя взялась за амулет, сжала в кулаке.

Стена превратилась в провал. В бездну с клубящимся туманом. В черную дыру. Я попятилась и в первый раз подумала: а Теням, должно быть, так страшно туда улетать… Что там внутри? В Темном Мире?

– Они стоят у портала и ждут, – сказал Инструктор, будто читая мои мысли. – Бьются, стучат, хотят войти. Чуют близко вашу кровь, радость, любовь к жизни, для них это как запах хлеба для голодного. Хотят войти и сожрать, присосаться, согреться. Редким удается просочиться сквозь щели, портал все-таки держит основную массу…

Он посмотрел на хранителей. Те равнодушно стучали костяшками домино.

– Первый прорыв случился в сорок восьмом году, – продолжал Инструктор. – Массовый прорыв, в грозу, вот как сегодня. Большую часть удалось потом отловить. Но несколько штук остались. И сидят здесь с тех самых пор. Почти семьдесят лет, представляешь?

– Нет.

– Они ведь бессмертные. Не стареют. Жрут человеческую жизнь, тепло, энергию.

– Семьдесят лет?!

– Шестьдесят шесть, если точно. Чем больше жрут – тем больше им хочется. И тем они делаются сильнее. Мы их зовем Консервами.

– Значит, этот «доктор»…

– По моим прикидкам, самая первая Тень, которая к нам вошла. Сколько людей он за это время сожрал, страшно представить… И еще у него на счету шесть убитых посвященных.

Я долго молчала. Меня бил озноб.

– И вы все это знали?

Он кивнул.

– И не предупредили?

– Ты испугалась бы. Ребята могли… ну, не струсить, но засомневаться. Пойми, я не мог бы приказать ни им, ни тебе. А брать его необходимо было, даже зная, что он такое. Особенно зная.

– А я пошла туда в одиночку…

– Молодец.

– Что?!

– Ты пошла туда, потому что хотела спасти человека. Ты была права. Девушка тебе чужая, ее папаша – мерзавец и гнида, преступник, тварь… Но ты пошла, потому что ты на стороне людей. У ребят не осталось выбора – они пошли за тобой, как только Гриша получил твою эсэмэску с адресом… И мне ты тоже не оставила выбора.

– Вы взяли эту фигню на колесиках…

– Забудь, что ты ее видела. Это смертельно опасная вещь. Ее ни в коем случае нельзя применять так, как я сегодня это сделал.

– Почему нельзя?!

– Потому что малейший промах будет означать экологическую катастрофу. С жертвами.

Еле слышно гудела холодильная установка. Шелестел хладагент в невидимых трубах. Стучали костяшки домино.

– Ну пойдем, ты же замерзнешь, – он протянул мне руку. На нем, как и раньше, был только старомодный костюм без галстука, с расстегнутой на верхнюю пуговицу полосатой рубашкой, а ладонь оказалась почти горячей.

– Вы его заморозили, а мы его упустили, – сказала я.

– Не вы первые.

– И он будет продолжать убивать людей…

– Особо извращенным способом, – печально согласился Инструктор. – Но попытаться и проиграть – гораздо лучше, чем отказаться от попытки. В следующий раз он улетит в портал – попомни мое слово.

– Как вас зовут?

Он удивился:

– Инструктор.

– У вас ведь было имя, пока вы не стали хранителем.

– Было и прошло.

– А…

– Что?

Мы вышли в бетонный коридор, длинный и холодный, пролегающий на страшной глубине. Над нами громоздились переборки и перекрытия, массив земли, фундамент и вся громада Главного здания. Страшно представить.

– Этот… эта Тень предлагала мне… Якобы рассказать о моем отце.

– А кто твой отец?

– Я не знаю, в том-то и дело, – моя рука коснулась амулета. – Я думаю… он был не совсем… простой человек. А скорее всего, совсем не простой. И не человек. И, может быть, он был как-то связан с Темным Миром.

Инструктор неразборчиво хмыкнул. Мы остановились перед лифтом; здесь было теплее, можно было снять ватник, ушанку и валенки и сложить все это в старый шкаф.

– Скажите, пожалуйста. Вы знали моего отца?

Он неопределенно мотнул головой. Это можно было истолковать, как «нет», но при большом желании – как «да».

– Ладно, я тогда спрошу конкретнее… Вы – мой отец?

Он поперхнулся. Даже закашлялся. У меня вспыхнули уши: внутренние порывы, сколь угодно сильные, не должны так просто обращаться в слова. Говоря по-простому, думай, прежде чем языком ляпать.

– Умеешь ты удивить, – прохрипел он, откашливаясь. – Ответ – нет. Да и зачем тебе нужен такой отец, как я?

Мне нужен любой, подумала я, но на этот раз промолчала.

Я еще раз убедилась, что у Гриши и Лизы совершенно потрясающая квартира – в ней на душу нисходило настоящее умиротворение. Особенно на кухне. Особенно за столом. Может, дело было в Гришиных картинах?

– Инструктор, – задумчиво говорила Лиза, – любит сгущать краски, преувеличивать, запугивать…

– Зачем?

– Характер такой. Максималист, перфекционист, к тому же мертв почти семьдесят лет… То есть ни жив, ни мертв. Я бы уже рехнулась, а он – боец… Старорежимный человек, теперь таких не делают.

– А эта старая Тень…

– Консервы.

– Ну да… Она же прямо сейчас кого-то жрет!

– Прямо сейчас происходит множество ужасных вещей, – философски заметила Лиза. – Кто-то умирает, кто-то убивает, кто-то теряет надежду. И прекрасные дела тоже творятся прямо сейчас: кто-то любит, кто-то спасает, кто-то рожает…

– Что делать с Тенью, которую мы упустили?

– Ничего. Ждать, пока заново засветится, и идти… только всем вместе.

Лиза делала рыбные котлеты. Вообще, она не сильна была в кулинарии и предпочитала покупать в магазине нарезки для бутербродов. Но сегодня, после длинного трудового дня, ей захотелось, по ее выражению, «замутить ужин».

Из глубины стола извлечена была старая мясорубка, чугунная, бабушкина. Я помогала Лизе чистить рыбу – по моему мнению, эти здоровенные лещи и окуни были достойны куда большего, нежели просто превратиться в фарш, но Лиза только махнула рукой:

– Гришка еще наловит… Он только на рыбалке и отдыхает. Засядет в ванной и сидит, сидит с закидушкой…

Она задумчиво опустила кусок филе в мясорубку:

– Плохо, что этот гад начал с тобой говорить. Откуда у него сведения о твоем отце, ну ты подумай?

– Я не знаю, – я хотела потрогать амулет, но вовремя вспомнила, что руки в рыбе. – Я не знаю. Он – Консервы, живет на свете… то есть существует… долго. А мой отец как-то связан с Темным Миром. Вот я и подумала…

Лиза подозрительно на меня посмотрела. Провернула ручку мясорубки:

– Ты вот что знай, на всякий случай… Сотрудник Доставки не должен заключать с Тенями никаких договоров. Это считается самым страшным преступлением.

– А о чем с ними можно договориться? – удивилась я.

– По-разному… Вот, например. До тебя у нас работал Антон, хороший парень. У него случилось… брат погиб, убили какие-то подонки. Подонков взяли, а потом выпустили.

Я заметила, что механически вожу ножом по уже очищенному рыбному боку. Спохватившись, перевернула леща. Лиза молчала.

– А дальше?

– Дальше Антон договорился с Тенью. Тень этих подонков высосала. Досуха.

Я аккуратно вспорола рыбий живот:

– И я понимаю этого Антона.

– Все его понимают, толку-то, – Лиза вздохнула. – Сотрудник Доставки договорился с Тенью – значит, он больше не Сотрудник Доставки.

– Уволился?

– Типа того.

Лизина интонация на последних словах мне очень не понравилась.

– А конкретно?

Лиза посмотрела мне прямо в глаза:

– Конкретно Инструктор стер ему всю память. Полная амнезия. Мать потом Антона в больнице нашла, узнала, он теперь с ней живет. Вроде что-то вспоминает потихоньку…

Я швырнула грязный нож на тарелку:

– Бред! Гадость! Это инквизиция средневековая!