— Кто же, спрашивается, это? В моей постели монстр? — я стараюсь изо всех сил казаться напуганной. Хотя истеричное хихиканье меня выдает.
Одним быстрым движением я сдергиваю одеяло и рычу как лев. Эйджей визжит, прежде чем запрыгнуть в мои объятия.
Я его крепко обнимаю и раскачиваю, целуя в лоб.
Заметив что-то у него на руках, я всматриваюсь и начинаю хохотать, затем спрашиваю:
— Дорогой, что случилось с твоими руками?
Поднимая взгляд вверх, он улыбается, и я стараюсь не рассмеяться во второй раз, из-за промежутка от двух недостающих верхних зубов.
Я знаю, он мой ребенок, но, боже, он великолепен.
Он показывает на тыльную сторону ладоней и объясняет:
— Я похож на папочку.
Всматриваясь снова в его руки, я внимательно разглядываю рисунки маркером по всей длине рук. Никто никогда не обвинит его, что он не любит папу.
Кстати говоря, нам пора собираться.
Мы живем вдвоем в доме с тремя спальнями в окрестностях Сиднея. Проживание с Твитчем не вариант.
Я уволилась с работы соцработника, и теперь гордо ношу звание мама-домохозяйка своего черноволосого и кареглазого мальчика четырех с половиной лет.
И он так похож на Твитча, что это пугает. Тот же внешний вид. Те же манеры. То же самое все.
Иногда я задаюсь вопросом, есть ли в этом ребенке хоть что-нибудь от меня.
Зная Твитча, его сперма, вероятно, добралась до моей матки и решила, что сделает все, что там надо для зачатия, самостоятельно. Упорство должно быть передается по наследству, потому что ЭйДжей такой же.
Быть матерью одиночкой не всегда легко, но, когда я смотрю на сыночка, я не могу себе представить мою жизнь без него. Он абсолютно точно стоит того. И он значит для меня все.
Еще раз целуя его в макушку, я говорю ему:
— Поживее, дорогой. Пора одеваться. Сегодня мы увидимся с папой.
Он подпрыгивает и орет:
— УУУрааа!
Потом он мчится как ракета в ванную. Я слышу, как включается вода, и знаю, что он чистит то, что осталось после его потерянных зубов.
Хихикнув сама с собой, я встаю с постели и начинаю собираться.
ЭйДжей бежит по коридору в майке и нижнем белье, с паникой во взгляде, он спрашивает:
— Что мне одеть?
Опустив подбородок, я сдерживаю смех.
Твитч.
Абсолютный Твитч-изм. В тот день, когда он начнет говорит: «Оденься прилично», у меня случится сердечный приступ.
Зная, что он хочет одеться прилично на встречу с папой, я говорю ему:
— Как насчет черных джинсов и твоей толстовки с Человеком-пауком?
Мой сын смотрит на меня широко раскрытыми глазами, как будто я гений, и не говоря ни слова, бежит обратно в комнату. Я слышу, как вещи летают по комнате, и не могу остановиться.
Я тихо смеюсь, качая головой.
Он возвращается, одетый, и я говорю ему:
— Вот! Ты выглядишь отлично, дорогой. — И так и есть.
Потом я замечаю, что его руки все еще испачканы маркером, и предлагаю:
— Может быть, нам стоит вымыть руки?
ЭйДжей драматично вздыхает:
— Мам, я хочу показать папе, — и вопрос решен. Как я могу с этим поспорить?
Я быстро одеваюсь, и кричу:
— Давай, ЭйДжей. Поехали.
Он выходит следом за мной из дверей, и мы уезжаем.
ЭйДжей сказал мне подождать на моем привычном месте, пока он громко и оживленно поговорит с Твитчем.
Притворившись читающей, я сижу на скамейке и наблюдаю, как ЭйДжей показывает свои «татушки» и несколько новых игрушек. Его новая любимая игрушка - Баз Лайтер, которую он получил на прошлой неделе.
ЭйДжей какое-то время играет с космонавтом, затем садится перед папой и долго болтает.
Когда проходит полчаса, моя грудь сжимается.
Неохотно, я подхожу к ним и говорю ЭйДжей:
— Эй, дружочек, ты не против, если я поговорю немного с твоим папой наедине?
ЭйДжей не выглядит радостным, но бормочет:
— Ладно.
— Оставайся в поле мой видимости, малыш.
Он идет и садится на скамейку, где я обычно жду, а я поворачиваюсь к Твитчу.
— Он прекрасен, не так ли? — спрашиваю я.
Но, как обычно, блестящее белое надгробие не отвечает. И мое сердце болит.
В тот день, когда я попыталась уйти и когда ранили Твитча, он провел неделю в искусственной коме, прежде чем умереть.
И это было тяжело.
Это всегда тяжело терять кого-то, кого ты любишь. Но это было еще тяжелее. Это было тяжелее, потому что мы поссорились.
Это было тяжелее, потому что я сказала ему, что смерть Майкла его ошибка.
Это было тяжелее, потому что я только что узнала, что была беременна.
Это было тяжелее, потому что было две смерти, которые я оплакивала.
Майкл и Твитч.
Я взяла бессрочный отпуск на работе, но, в конце концов, решила, что я слишком сломлена, чтобы помогать другим сломленным людям. Это было эгоистично, но я сделала то, что было лучше для меня.
Хэппи, Никки и Дэйв по-прежнему занимают громадную часть нашей жизни. Я не оставила им выбора.
Они крестные ЭйДжея.
Мы собираемся вместе так часто, как только можем, а это обычно раз в неделю. ЭйДжей упивается историями, которые дядя Хэппи рассказывает ему о его папе.
Спустя месяц после его смерти на моем пороге появилась Линг. Мы очень долго пристально смотрели друг на друга. Она опустила взгляд вниз на мой слегка округлившийся животик, затем сломалась. Я держала ее, и мы оплакивали его вместе, объединенные нашей любовью к Твитчу. Перед тем как уйти, она вручила мне конверт, и еще не открыв его, я знала, что внутри.
Подумать только, чек с семизначным числом внутри. Я обналичила его и, когда родился ЭйДжей, положила большую часть денег в трастовый фонд для него, которым он сможет распоряжаться, когда ему исполнится двадцать один год. Я купила дом и положила часть денег на счет, нам на проживание. Не то чтобы это необходимо. Каждый месяц, более чем достаточная сумма денег приходит мне на счет. Деньги, которых нам с ЭйДжеем хватает для вполне комфортной жизни. Я просила, чтобы Хэппи прекратил это. Он поклялся, что это не он, и после детективного расследования источник денег так и не был найден.
ЭйДжей носит имя Твитча.
Полное имя моего малыша Антонио Фалько младший.
Чек не удивил меня. Я всегда знала, что Твитч будет заботиться обо мне. Но не всегда тем способом, которым я бы хотела.
Он всегда делал хорошие вещи неправильным способом. Но он любил меня. По-своему. Я знала, что он любил меня. И дело в том, что я по-прежнему люблю его.
Смотрю вниз на мраморное надгробие, в переносице начинает покалывать.
Губы дрожат, и я задыхаюсь:
- Это не становится легче, малыш. Однажды я хочу прийти сюда и уйти без слез, — слезы текут ручьем, — но я не могу. Это слишком тяжело, — я хлюпаю носом. — Я все еще чувствую тебя. Я знаю это ненормально, но я чувствую, как ты наблюдаешь за мной. Это утешает. Даже если это только в моей голове. Иногда я не могу удержаться и начинаю искать тебя взглядом. Я бы отдала все что угодно, чтобы увидеть тот капюшон.
Вытирая щеки, я делаю глубокий вдох и медленно выдыхаю.
— Я люблю тебя. Твой сын любит тебя, — мой голос дрожит. — Я надеюсь, ты чувствуешь нашу любовь там. Потому что мы все еще чувствуем тебя здесь. ЭйДжей гордится, что ты его папочка, — отступая назад, шепчу я. — Ты навсегда мой герой. С днем рождения, Твитч.
Я подхожу к сыну, беру его за руку, и мы вместе идем к нашей машине. ЭйДжей высвобождает руку и бежит обратно к Твитчу. Покопавшись в кармане, он вытаскивает маленький кулачок из штанов и кладет M&M’s на сверкающее надгробие, затем, улыбаясь, возвращается ко мне. Тяжело дыша, он добегает до меня. Я наклоняюсь и целую его в душистую головку. Он снова берет меня за руку, и меня охватывает знакомое чувство.
Мое сердце обливается кровью, когда я ухожу от единственного мужчины, которого я когда-либо любила.