Точнее, влечение появилось сразу же, как только он опустил свой капюшон, но за последние несколько дней оно возросло в четыре раза.

И я решила принять кое-какие меры в этом отношении.

Я ложилась спать, воображая, что этой ночью мы, наконец, соединимся. Эмоционально и физически. И я с нетерпением ждала этого момента.

Было только одно небольшое упущение в моём плане.

Твитч так и не пришёл.

Утром я проснулась одна. Я подняла голову и увидела, что противоположная сторона моей кровати была нетронутой.

Я почувствовала укол боли. Испытывать боль в данном случае было глупо.

У меня щемило в груди, и где-то в глубине души я понимала, что наше совместное время закончилось.

Вот так я дожила до сегодняшнего дня. Я уверена, что мои губы выглядят постоянно надутыми, а брови постоянно нахмурены. Я, должно быть, выгляжу, как десятилетняя девочка, которой сказали, что конфет больше не будет.

Это раздражает, потому что я хочу конфетку. Я бы сделала что угодно, чтобы получить конфетку. Я хочу, чтобы моя конфетка заставила меня выкрикивать его имя, когда наши тела сольются воедино.

Я хочу эту гребаную конфету. Я хочу зафиксировать и упорядочить по алфавиту все красивые татуировки, которые видела на его теле и те, которых еще не видела. Я чувствую, что между нами существует некая связь, которую не могу объяснить. Он заставляет меня чувствовать себя в безопасности от всего. Ото всех. В глубине души я знаю, что он никому не позволит причинить мне боль.

Он просто не позволит.

И вот теперь конфетки нет. Как раз в то самое время, когда у меня появилась повышенная потребность в сладком. Как обычно.

Со вздохом откинувшись на спинку моего офисного кресла, я надеюсь, что время смилуется надо мной и у меня это быстро пройдет.

В противном случае, я, возможно, просто сойду с ума.

Почувствовав покалывание в затылке, я просыпаюсь.

Подняв голову с подушки, сажусь и смотрю на удаляющуюся от меня огромную тень.

Мое сердце сжимается.

— Твитч?

Остановившись на половине пути, он поворачивается и медленно идет обратно к двери моей спальни. Мои глаза свыклись с темнотой, и я наблюдаю, как он смотрит на меня.

— Ты не приходил, — шепчу я.

Полностью проснувшись, осознаю, как жалко, должно быть, я звучу: почти умоляю моего сталкера-защитника, чтобы он до конца своей жизни со мной спал.

Он пристально всматривается в моё лицо в тусклом свете.

— Тебе нужна моя помощь, чтобы уснуть? — неожиданно спрашивает он.

Чёрт.

То, как он это произносит, говорит о том, что если я скажу «да», то спать мы точно не будем.

— Да, — мой голос звучит натянуто.

Мои соски напрягаются под его зорким взглядом, и он почти решается сделать шаг вперед, но в последний момент удерживает себя на месте. Порывшись в кармане, он достает конфетки и забрасывает их в рот. Посасывая их, он мягко, но в то же время, решительно говорит:

— Я трахаюсь только одним способом.

Его слова настолько неожиданны, что мои губы приоткрываются и я начинаю тяжело дышать.

Он делает шаг вперёд, его глаза неотрывно смотрят в мои.

— Грязно, — наблюдая за моей реакцией, он добавляет: — И этот вид грязного секса...— он глубоко вздыхает и на выдохе продолжает: — ...который не смывается.

Пожелай ему доброй ночи и забудь, что это вообще когда-то происходило.

— По-покажи м-мне, — заикаясь, лепечу я.

Ты потеряла свой чёртов рассудок.

Его карие глаза щурятся, а брови сходятся на переносице. Он явно не ожидал такого ответа.

— Я не совсем уверен, что ты понимаешь, о чем говоришь.

Я с трудом сглатываю, а он опирается бедром на мой туалетный столик и принимается объяснять:

— Ты решишься на это, а потом изменишь свое решение, но я не остановлюсь. Я останавливаюсь, когда трахаюсь, только в самый ответственный момент. Последнее, чего я хочу — это женщина, кричащая, что ее насилуют.

Закрыв глаза, я надеюсь, что моя дрожь не заметна. Через силу открыв их снова, я тихо произношу:

— Я хочу этого.

Выпрямившись, он принимает равнодушное выражение лица:

— Умоляй.

О, Господи, что? Серьёзно? Попроси его уйти!

— Пожалуйста, — говорю я так тихо, что ветер снаружи слышно больше, чем мой голос.

Мне так стыдно перед самой собой за свое желание. Та разновидность секса, что он предпочитает, помечена этикеткой с предупреждением. Это должно бы заставить меня бежать в противоположном направлении.

Он медленно засовывает руки в карманы, качая головой.

— Нет, Алекса. Этого недостаточно.

Затем он поворачивается и выходит из моей комнаты.

Сидя на кровати, моё лицо заливается ярчайшей розовой краской.

Меня что, серьезно только что отшил мой сталкер? Что за хрень?

Мое тело, отказывающееся принять «нет» за ответ, соскакивает с кровати и бежит по коридору, настигая Твитча у двери. В тот момент, как он открывает дверь, я захлопываю ее.

Я, должно быть, выгляжу решительно, потому что его брови ползут вверх. Как только он перестает пялиться на выражение моего лица, я выплевываю:

— Ты не можешь так поступить, Твитч. Так себя ведут только мудаки! Ты даже не дал мне шанса...

— Я дал тебе шанс, — перебивает он меня. — Когда сказал «умоляй».

— Это что, проверка такая? — у меня отвисает челюсть.

Взгляд его глаз немного смягчается:

— Нет. Не проверка. Просто это то, что мне нравится. И если тебе это не по вкусу, то значит, тебе это не нравится. Если ты не отдашь всю себя в полное мое распоряжение, тогда...— он пожимает плечами, — ничего не выйдет.

Я не уверена, как быть дальше. Рискую ли я потерять себя? Всего на одну ночь?

Он опять поворачивает дверную ручку, но я бедром снова закрываю дверь.

— Я согласна на все, что ты хочешь. Я согласна.

— Покажи мне, как сильно ты этого хочешь.

Мои щёки запылали.

Облизав губы, я наклоняюсь и подаюсь вперед, но он хватает меня рукой за подбородок, надежно удерживая на месте. Его брови нахмурены, но мягкий тембр голоса внушает спокойствие вместо тревоги:

— Ты не поцелуешь меня, пока я тебе не разрешу.

Мои брови хмурятся так же, как и его.

Тогда как я могу показать ему, что я хо...

Мои глаза широко раскрываются, и я с трудом сглатываю. Он это замечает, когда до меня доходит весь смысл, и его губы кривятся в усмешке.

Закрыв глаза, я держусь за дверь и медленно опускаюсь на колени. Оказавшись перед ним на коленях, я поднимаю руки и кладу свои дрожащие пальцы на пряжку его ремня. Я не знаю, почему это делаю, но зачем-то поднимаю на него взгляд, безмолвно спрашивая разрешения. Его глаза смягчаются, и он кладет руку мне на голову, нежно поглаживая мои волосы.

Одобрение.

Чувствуя себя немного смелее, я удерживаю свой взгляд на нём, пока вожусь с его ремнём, и, когда с ним, наконец, покончено, я расстегиваю пуговицу и опускаю молнию на его джинсах. Приоткрыв джинсы, я какое-то время глажу его через ткань боксёров. Он порывисто вздыхает. Это придает мне еще больше уверенности.

Я залезаю рукой в его боксеры и освобождаю его. У меня вырывается вздох удивления.

Пресвятая Матерь Божья!

Округлившимися глазами я смотрю на Твитча. Его глаза впиваются в мои:

— Заставь меня захотеть этого.

Держа его полустоячий член своей слегка дрожащей рукой, я не знаю, что с ним делать. Я никогда раньше не была с мужчиной, у которого был пирсинг на члене.

Вертикальный стержень, с одним серебряным шариком, расположенным на чувствительной нижней стороне, а другой, как раз там, где начинается головка, на самой вершине его ствола.