смазочных масел и ацетилена. Нельсон отключает сигнализацию и отодвигает засов на задней двери. Они снова на воздухе. Далеко за рекой — Бруэр, виден верх высокого здания суда с бетонным орлом, что торчит над зарослями сорняков, чертополоха и лаконоса в дальнем конце площадки, где никто не бывает. Эта пустующая часть площадки больше, чем следовало. Глядя на нее, Кролик почему-то всегда думает — «точно в Парагвае».
Своеобразным островом стоят отдельно на асфальте две спортивные машины американских марок, снятых с производства: «меркури-кугар» семьдесят второго года — верх у него рваный кремовый, а корпус — цвета густой бледной пены, именуемого нильским зеленым, и «Олдс-Дельта 88 Руайял» семьдесят четвертого года, багрово-красного цвета, каким женщины в пору увлечения шпионскими фильмами красили ногти. Гарри вынужден признать, что это доблестные старые машины — все это олово и аэродинамика мчались по Главной улице в полнолуние с вжатой в пол старой педалью скорости. И он говорит:
— Эти поставлены на комиссию или как? Я хочу сказать, ты за них еще не платил? — Он чувствует, что и не следовало говорить.
— Они куплены, пап. Они — наши.
— Мои?
— Не твои, они принадлежат компании.
— А это, черт побери, как ты обтяпал?
— Что значит — обтяпал? Попросил Милдред Крауст выписать чеки, а Чарли сказал ей, что все о'кей.
— Чарли сказал — о'кей?
— Он считал, что мы обо всем договорились. Пап, прекрати. Не такая уж это большая закупка. Ведь вся идея нашего предприятия — верно? — в том, чтобы покупать машины и продавать их с выгодой?
— Но не эти дурацкие машины. Во сколько же они обошлись?
— Могу поклясться, мы заработаем шесть-семь сотен на «меркури», а на «олдс-дельте» еще больше. Какой же ты отсталый, папа. Ведь это же всего только деньги. Имел же я право принимать ответственные решения хоть в какой-то мере, пока тебя не было, или нет?
— Сколько?
— Сколько в точности — не помню. Одна машина что-то около двух тысяч, а другая — она стояла у одного торговца около Поттсвилла, его знает Билли, и я подумал, что надо нам иметь какой-то выбор, так что мне пришлось заплатить за нее две с половиной.
— Значит, две тысячи пятьсот долларов.
Медленно повторяя эти цифры, он почувствовал себя лучше — все-таки позлорадствовал. Если он чего-то недодал Нельсону, сейчас сын взял свое сполна. И Гарри снова принимается за старое:
— Значит, выложил две тысячи пятьсот полноценных американских...
Мальчишка чуть не кричит:
— Мы их вернем, обещаю тебе! Это же как антиквариат, как золото! На этом, пап, нельзя потерять.
Гарри не может удержаться, чтобы не добавить:
— Четыре тысячи двести — за эту штамповку «триумф», четыре тысячи пятьсот...
Мальчишка молит:
— Предоставь мне действовать самому — я все сделаю. Я уже поместил объявление в газете — через две недели они уйдут. Обещаю тебе.
— Ты обещаешь! Через две недели ты будешь в колледже.
— Нет, пап. Не буду.
— Не будешь?
— Я хочу уйти из Кента, остаться здесь и работать. — Лицо испуганное, исступленное — такое белое, что веснушки резче выступают на коже и пестрят, как мушки на стекле.
— Господи, только этого мне не хватало, — вздыхает Гарри.
Нельсон, потрясенный, глядит на него. Он держит в руке ключи от машины. Глаза у него застилают слезы, нижняя губа дрожит.
— Я хотел, чтобы ты прокатился в «олдс-дельте» — получил удовольствие.
Гарри говорит:
— Удовольствие! А ты знаешь, сколько бензина жрут эти машины на старой тяге? Ты думаешь, сегодня, когда галлон бензина