хрустального трона.

— Ты… Скованный? — прошептала Шерон. Разум отказывался верить в произнесенное.

Его смех был лишь призраком. Тенью, которую едва могло уловить человеческое ухо.

— Прозвище придумано людьми. Впрочем, оно ничуть не хуже других. Называй меня как хочешь, дочь белого огня.

И тут впервые за все это время она по-настоящему испугалась. Почувствовала, как на нее накатывает суеверный ужас перед чудовищем, рядом с которым оказалась. Ощутила себя беспомощной и слабой. Неспособной противостоять тому, кто когда- то правил миром.

— Ты пришла сюда не просто так. То, что у тебя забрали, здесь. Смотри.

Шаутт, подчиняясь неслышному приказу, с легким насмешливым поклоном провел ее к пролому в стене, откуда в зал лился свет.

В безбрежном мраке бесконечности плавал шар теплого, солнечного света, внутри которого спала девочка.

— Найли! — крикнула Шерон. — Выпусти ее! Слышишь?!

Шаутт издевательски рассмеялся, и указывающая ощутила, что где-то под ребрами у нее просыпается ураган. Ей показалось, что позвонки крошатся, рассыпаются тысячами вспыхивающих песчинок, и огонь обдает жаром голову, а волосы рвет на части ураган.

Белое сияние, сорвавшееся с руки, на миг озарило весь зал, распугало тени и нечто, прятавшееся в них, похожее на дым, изнанку человека, не имевшее собственной плоти, отшатнулось.

Ее атака ударила в грудь шаутта, и демон с противным щелчком, словно раздавили какого-то омерзительного жука, отлетел в дальний угол, оставшись лежать бесформенной грудой дымящегося тряпья и смердящей, давно уже неживой плоти. Под ней стала растекаться лужа, похожая на ртуть.

Больше она не смогла пользоваться даром. Словно кто-то захлопнул дверь, отрезав ее от силы. Шерон сидела на полу, ощущая, как по щекам текут слезы отчаяния и боли, а по губам и подбородку горячая, невероятно соленая и как будто чужая кровь из лопнувших в носу сосудов.

— Я действительно в тебе не ошибся. — Теперь тот, кого она считала Скованным, стоял прямо за ее спиной, и она зажмурилась, заставляя себя не оборачиваться, не смотреть, не отшатываться, не терять голову от иррационального страха, который исходил от него. — Развоплотила моего слугу. Тобой бы гордились те, кто подыхал в подвалах этого дворца тысячу лет назад.

— Отпусти ее. Оставь меня. Зачем она тебе? — прошептала девушка, не шевелясь.

— Ребенок — мое будущее. А ты — ключ от него, дочь белого огня. С ней ничего не случится. Если, конечно, перестанешь вести себя глупо. Ты в состоянии слушать или дать тебе время?

Зловоние мертвого демона и черный дым, исходящий от лужи ртути, вызывали у нее тошноту. А быть может, дело в даре, который сломал все преграды и прорвался в ней. Шерон чувствовала себя так, словно несколько лиг бежала с тяжелым мешком камней на плечах.

— Говори, — произнесла она, запрокидывая голову, чтобы остановить кровь.

— Я хочу заключить сделку. Нанять тебя. Плата — ребенок. Когда ты выполнишь работу, я верну ее.

— Я не верю тебе. Зло не соблюдает договоров.

— Зло? Если тебе так угодно. Но я не лжец. Даю слово. — Она почувствовала движение, и тень отдалилась, а вместе с ней начал уходить и страх. — Когда сделаешь, что я хочу, отдам ребенка, и вы будете вольны уйти.

— Чего тебе надо? — Губы были липкими от засыхающей крови.

— Найди великого волшебника и приведи его ко мне.

Она горько рассмеялась:

— Возможно, ты слишком давно здесь и лишился разума еще больше, чем во время Войны Гнева, но я огорчу тебя. Все великие волшебники мертвы.

— Один уцелел. И пережил Катаклизм.

— О ком ты говоришь?

— Тион… — раздался шепот.

— Прошла тысяча лет! Его уже давно нет в живых.

— Я скован этим местом. И мне нужны ноги и язык. Голова у меня есть своя. Не утруждай себя мыслями. Венчающий