Маленький рыбацкий ботик с округлыми боками, шлепая единственным колесом, взбирался на крутую волну, а затем, перевалив через ее вершину, словно детские санки, скатывался вниз, зарываясь носом в воду и опасно раскачиваясь.

Несмотря на плащ, Лавиани вымокла до нитки и сильно замерзла. Ей все время приходилось следить за переливающейся через борт водой и вычерпывать ее. Шерон взяла на себя заботу о хрюле, который безропотно крутил колесо. Подбадривала пыхтящего зверя, а тот отвечал ей гортанным и дружелюбным хрюканьем. Порой она поглядывала вперед, туда, где за валами волн скрывалась безлюдная земля. До нее было еще очень и очень далеко.

Акробат, сгорбившись, сидел на кормовой банке, крепко удерживая румпель.

Голова его была словно после пробуждения от кошмара, тяжелая и медленно соображавшая. Когда он резко перемещал взгляд, все вокруг на несколько секунд раздваивалось, принимая странные образы.

— Ты стал белым как мел. — Цепкий взгляд Лавиани, от которой ничего нельзя скрыть, задержался на его лице. — Дыхание поверхностное, зрачки сужены, на лбу испарина. Все так хреново?

— Если скажу «да», ты сможешь это как-то исправить?

Сойка отложила черпак, перешагнула через лежавшие на дне ящики с едой для хрюля, села перед акробатом на корточки, взяла за руку. Кончиками пальцев едва притронулась к пульсу и что есть сил надавила на только ей известную точку под запястьем.

Он вскрикнул от неожиданности, выпустил руль, и ботик вильнул, ударившись бортом о волну. Хрюль возмущенно замычал, сбиваясь с ритма.

— Ну как? Проясняется сознание? — Лавиани с усмешкой щелкнула пальцами перед лицом Пружины, проверяя реакцию. — От знака той стороны это не спасет, но ты хотя бы не будешь выглядеть как придурок, нажевавшийся листьев нефритовой ромашки. Запомнил или еще раз показать?

— Запомнил. Спасибо.

Она увидела, как в его золотистые глаза возвращается жизнь, и сказала:

— Пожалуйста.

— Сами Шестеро мне вас послали, — устало перевела дух Шерон. — Не знаю, как бы я справилась с лодкой. Рулить, вычерпывать воду и командовать хрюлем одному человеку практически невозможно.

— Шестеро? Они здесь ни при чем. Это был шаутт, если ты забыла. — Лавиани с ненавистью посмотрела на воду у себя под ногами. — Гребаный шаутт, засунь Скованный его себе в задницу! Ну я понимаю — вы. Один вот-вот станет пустым, у другой приступ заботы о чужих детях. Но на себя я поражаюсь до сих пор. Я-то что тут забыла?

Она знала что. Свою жизнь, которую она потеряла в Нимаде. Ей обязательно надо двигаться к какой-то цели. Ну и конечно же Борг. Не довела дело до конца и теперь в бегах. Кто, спрашивается, в этом виноват?

— О чем задумалась? — Тэо прервал ее мысли.

Лавиани мрачно посмотрела на него:

— О том, закапывать вас или нет, если выживу только я.

— Ну лично мне будет уже все равно, — ответил Пружина, сделав вид, что не замечает ее язвительности. — Я буду где-то на той стороне. Так что можешь не утруждаться. А ты, Шерон?

— Никогда не думала, что будет со мной после смерти.

— А как же воскурения, молитвы Шестерым, погребальные обряды и прочее? — подначила ее сойка.

— Мы не на материке. Здесь, на островах, все суровее и проще. Люди умирают, и их зарывают в землю. И не устраивают вокруг этого события ритуалов, которые считаются правильными на юге. Смерть — часть жизни. Не важно, как ты умрешь и как тебя похоронят. Важно, чтобы это случилось не ночью.

Справа раздался всплеск, и в бот впились светло-зеленые, очень длинные, похожие на барабанные палочки пальцы с узловатыми суставами, перепонками и синюшными ногтями. Лавиани выругалась, выхватила нож, но Шерон, от которой не укрылся этот жест, быстро сказала:

— Не надо!

Над бортом появилась голова с мокрыми, бесцветными волосами, которые липли к впалым щекам и низкому лбу. Рыбьи