“Ах, да”, сказал я, вытаскивая из памяти воспоминание о теле Хлои, тугом и плотно меня обвивающем, когда я ее трахал, на ее же столе. “Просто немного Grey Goose и стакан со льдом, пожалуйста”.
“А на обед? У нас есть филе миньон, а также мясо с чесноком и зеленью”.
Я заказал последнее и посмотрел в иллюминатор. На высоте тридцати тысячи футов, я мог быть где угодно. Но у меня было отчетливое чувство того, что я отставал во времени.
Я не возвращался во Францию с того момента как вернулся в Штаты и столкнулся лицом к лицу с Хлоей. Я подметил то, что старому Беннетту было не знакомо чувство слабости, которое я испытал уже сотни раз из-за Хлои.
День благодарения был откровением, потому что до встречи с Хлоей я бы тоже, не раздумывая, сказал «да» требованию Джорджа. Хлоя была так похожа на меня во многих отношениях, что это, на самом деле, немного пугало.
Я улыбнулся, когда вспомнил совет своей матери:
“Найди женщину, которая будет тебе ровней. Не позволяй себе влюбиться в кого-то, кто поместит твой мир перед своим. Влюбись в энергичного человека, кто живет так же бесстрашно, как и ты. Найди женщину, которая заставит тебя хотеть быть лучшим человеком”.
Ну ладно, я нашел её. Теперь все, что я должен был делать – ждать, когда она доберется сюда, чтобы я мог удостовериться в том, что она знала это.
Дорожка, ведущая к одолженной нам вилле, была покрыта маленькими, гладкими камнями. Они были коричневыми и одинаковыми по размеру, и хотя они были явно отобраны за их внешний вид и то, как они удачно соответствуют ландшафту, было заметно, что территория предназначалась, чтобы хорошо проводить время, а не рассматривать всё это как драгоценный музейный экспонат. Клумбы и урны[7] выравнивали обе стороны дорожки, и каждая переливалась яркими, красочными цветами. Повсюду были деревья, а в отдалении находился небольшой уголок для гостей, скрытый от остальной части двора стеной цветущих виноградных лоз.
Честно говоря, я никогда не видел более красивого загородного дома. Дом был неярко красного цвета, цвета поблекшей глины и подвергшийся погодным воздействиям, что создавало абсолютно великолепный эффект. Белые ставни обрамляли высокие окна на первом и втором этажах, а большие яркие цветочные клумбы выстроились в линию у дверей. Ароматы в воздухе были смесью океана и пиона.
Бугенвиллия ползла по решеткам и окаймляла французские провинциально-вдохновляющие узкие двойные двери. Верхняя ступенька была расколота, но чисто подметена, и простая, мягкая зеленая циновка лежала на обесцвеченном солнцем бетоне.
Я повернулся, глядя на двор позади себя. В дальнем углу, под несколькими фигами, длинный стол был покрыт ярко- оранжевой скатертью, а поверхность стола была незатейливо декорирована узкой линией крошечных синих бутылок разных форм и размеров. Кристально белые тарелки располагались через равные интервалы, в ожидании исполнения роли на званом обеде. Зеленая лужайка простиралась до того места, где на узком крыльце стоял я, и прерывалась только редко выступающими из под земли декоративными цветочными кадками, которые распирало от буйства фиолетовых, желтых и розовых цветов.
Я вытащил ключ из кармана и вошел в дом. Снаружи он был явно большим, но, казалось, подобно оптическому обману, расширился изнутри.
Я остановился на лестничной площадке, уставившись на огромную урну, что выглядела как большая копия маленькой вазы моей матери, которую она держала в своем кухонном буфете; лазурная синева основного, базового, покрытия была идентична, и те же самые прекрасные желтые линии спускались вниз по изогнутым сторонам. Я вспомнил подарок Макса, когда он принес его для моей матери, в первый раз посетив мой дом на зимних каникулах. Я не понимал в то время, насколько личный подарок был им преподнесен хозяйке, но теперь, осматривая его загородный дом, я видел работу того же самого художника везде: на тарелках, установленных на каминной полке, на заварочном чайнике ручной работы и на ряде простых чашек находящихся на подносе в небольшом зале.
Я улыбнулся, потянувшись, чтобы коснуться урны. Хлоя бы полностью растерялась, если бы увидела ее; это была ее любимая вещь в доме моей матери. Чувства накрыли меня при мысли, что мы были практически обречены, приехать сюда.
