Могу, моя королева. Могу, мое ясное солнышко.
Я приговорил к смерти свою дочь и внуков, да. Но ведь не я начал первым. Я невиновен в смерти Эдмона, видит Альдонай. Но Амалия решила мстить... и ладно бы мне!
Увы, любой король - это прежде всего - король. А потом уже человек. И грязные, кровавые, жестокие решения - это прерогатива короля. Который будет принимать их, чтобы через тысячу лет какой-нибудь сопляк сказал 'ужасная жестокость!'. И ни секунды не задумался, что появился на свет благодаря такому вот Эдоарду, который не только принимал страшные решения, но и не стеснялся их исполнять.
Ну и плевать на его мысли. Главное - что такой мальчишка рано или поздно будет, а что там будут думать потомки... были бы!
И была бы Ативерна. Это - главное.
***
Лиля ждала Ганца на выходе из королевской спальни. И вопросы посыпались одновременно.
- Что с Ивельенами?
- он будет жить?
- Как мои люди?
- Что ждать от королевского здоровья?
Мужчина и женщина заговорщически переглянулись и фыркнули. Потом Лиля взъерошила волосы и отчиталась.
- Жить будет. Хворь у него хоть и болезненная, но жизни сильно не угрожает. Тут главное не запускать. Тогда где-то дней за десять-пятнадцать встанет на ноги.
- а передвигаться?
- в любое время. Но лучше с помощью и под обезболивающим.
- Ага...
- А Ивельены?
- Всех казнят. Романа и Джейкоба отдадут вам на воспитание.
- мне? Как?! Казнят?!
Ганц удивленно посмотрел на графиню
- ваше сиятельство, а смуты и бунты - лучше?
Лиля спрятала лицо в ладонях.
- но дети...
- Вы же сами все знаете...
Лиля вздохнула. Развернулась... Ганц поймал ее за опустившуюся руку.
- Ваше сиятельство...
И таким постаревшим в один миг показалось ему лицо графини.
- Не надо, Ганц. Я ничего не сделаю. Мне просто больно... пусти.
Спустя час личный камердинер короля, доверенный и даже посвященные в некоторые секреты, нашел графиню Иртон скорчившейся на подоконнике за занавеской.
Женщина выглядела - краше в гроб кладут. Лицо осунулось. Между бровями маленькая морщинка, на щеках следы от слез...
- Ваше сиятельство, пожалуйте к его величеству...
Лиля слезла кое-как с подоконника, поправила платье... и не удержалась.
- Как вы думаете, жестокость - это привилегия королей?
Старый слуга не удивился. За свою долгу придворную жизнь он и не такое слышал.
- я думаю, ваше сиятельство, это беда всех королей.
***
Эдоард пристально посмотрел на Лилю, когда она вошла в комнату.
М-да... плакала?
Волосы растрепаны, глаза больные и красные...
- Что случилось, графиня?
